— А теперь слушай, мелкая. Сейчас ты встанешь мне на плечи и как раз дотянешься до окна. Откроешь форточку, пролезешь в квартиру и откроешь нам с Костей дверь, поняла?
Оксана угукнула, верная своему намерению быть взрослой и лишнего не спрашивать. В первый раз в жизни она что-то делала вместе с братьями, а потому подвести не могла, иначе ее бы сочли за сопливую неумеху. Взгромоздившись на Мишины плечи, так как он был выше Кости, девочка стала тянуться к форточке. Пальчики чуть не доставали. Оксана пыхтела и кряхтела, пытаясь дотянуться. Ничего не выходило. Тогда Костя шепотом подсказал, чтобы она немного подпрыгнула. Делать это было рискованно, страшно, но трусость показать было хуже. Оксана слегка подпрыгнула. Одна нога чуть не соскользнула с Мишиного плеча, но ручка вовремя ухватилась за оконный выступ. Девочка подтянулась и взобралась на карниз. Довольная успехом, она теперь решительно открыла форточку и протиснула свои маленькие худенькие плечики внутрь, а потом и целиком проскочила внутрь, словно гуттаперчевая. Через минуту замки были открыты, и мальчики вошли в дом. Она не понимала, что происходит, когда увидела, как сумки братьев быстро наполняются чужими вещами.
— Зачем это нам? — наивно спросила она Костю, которого не так боялась как Мишу, — это ведь чужое, а брать у чужих — плохо.
— Плохо голодными и ободранными ходить и перебиваться с картошки на макароны, — отозвался со смешком вместо старшего брата средний. Что на это сказать, Оксана не знала, потому что Миша был прав, макароны с картошкой действительно приелись, а вкус другой пищи она, казалось, уже совсем позабыла…
Итак, набрав вещей и незаметно ускользнув, ребята отправились на рынок, где некоторые вещи продали и выручили за них деньги, другие же обменяли на продукты. Целых три дня дети питались как богачи, не отказывая себе во всяких вкусностях. Бабушка, естественно ни о чем не знала, потому что припасы были спрятаны надежно в подвале, в ящике. Костя и Миша запирали ящик на замок, так что ни одна крыса не могла проникнуть в него.
С того самого дня как братья впервые взяли с собой Оксану на «дело», она утратила границу между плохим и хорошим, правильным и ошибочным. Для нее отныне существовал только закон потребности, так что, если что-то у кого-то плохо лежит, это не значит, что воспользоваться этим запрещается. Пусть потом на себя пеняют, что плохо положили.
Глава 3. Разлучаться и напиватьсяУ бабушки в доме ничего особо интересного найти было невозможно, поэтому играть Оксане было не с чем, если не считать самодельных качелей, которые братья сделали во дворе из веревок и старой шины. Конечно, если бы Алевтина Викторовна была чуть подобрее, поинтеллигентнее, то она бы не пожалела для внучки ничего из вещей, которые хранила на чердаке, ведь все равно, как она выражалась, это был хлам. Но даже его женщине было жаль. По крайней мере, так понимала ее Оксана, когда видела, как бабушка запирает старенькую дверь на большой чугунный замок. Девочке как-то не приходило в голову попросить братьев о том, чтобы они хитро устранили хлипкую преграду, пока однажды сделать это не предложил Костик.
— Что, интересен старухин чулан?
— Ага, очень. Ты знаешь, что там может быть? — глаза Оксаны загорелись огоньком озорства так, что она стала похожа на маленького ангелочка, который только и знает что целыми днями придумывать хитроумные игры. Костю забавлял вид сестренки. Он-то успел забыть, что она — вовсе не Сонька-Золотая Ручка, а просто маленькая девочка. Порыскав в карманах брюк, мальчик извлек тоненькую металлическую проволочку с крючочком на конце. Просунув сие чудо в замочную скважину, он как-то особенно повертел-покрутил и, вуаля, дверь отворилась, словно в сказке! Оксана от радости даже в ладошки захлопала. А Костик успел подумать, что это очень приятно — дарить радость людям, особенно — близким. Вместе они вошли в пространство чулана, где, наверное, тысячу лет уже правила старость, смахивая с жилистых рук пылинки времени. Детские шаги растревожили застоявшуюся тишину, пол заскрипел, а дверь словно охнула, когда ее открывали.
У Оксаны даже глаза разбежались от разнообразия вещей, которые здесь жили, — старинные часы с кукушкой, раскладушка, патефон, тазы с дырами и без, доски гладильные и для продуктов, утюг старинный и тяжелый, какая-то картина с тетенькой, жующей шоколад, от которого рот даже испачкался, — так она старалась. Изображение развеселило Оксану, ей тоже захотелось шоколада. Однако мысли о сладостях улетучились, когда среди вещей нашлось действительно нечто особенное.
— Костик, посмотри, а это чего такое?
Мальчик подошел ближе к предмету, на который указывала сестренка. Изучив его с видом знатока, подойдя справа и слева, и так, и эдак примерившись, он в итоге заключил, что перед ними — швейная машинка старого образца. На Оксанин вопрос, для чего она предназначена и как работает, Костя терпеливо принялся объяснять, что хоть и старинная это техника, но если заменить в ней некоторые детали, смазать маслом для ровного хода и найти ниток, то научится сестричка шить и будет мастерить себе одежду. От такого открытия сердце Оксаны запело. Будет теперь у нее не то что игра какая-то, а настоящее дело — совсем как у взрослой. Какая же красота! Даже неприятности недавнего времени отступили на задний план и она о них разом забыла. Перед ее мысленным взором замаячили картины счастливого будущего.
Довольные находкой, дети осторожно подняли машинку. Она оказалась такой тяжелой, что Оксана чуть не уронила эту бандуру себе на ноги. Тогда Костя предложил подстелить под машинку ткань и тащить волоком. Мишку звать не стали, потому как он принялся бы умничать, задвигать теорию о том, что шить сложно, что нитки купить не на что и так далее. Теории развивать он умел! Когда машинка оказалась у самого порога чердака, можно было спускать ее, на лестнице послышались шаги. Дети замерли в ожидании. Только замирать было поздно, а прятаться — негде. Ключ в замке собирался по-хозяйски повернуться, но дверь вдруг сама собой открылась. Алевтина Викторовна с изумленным и разгневанным видом стояла на пороге и выпячивала глаза на Костю с Оксаной. Девочке показалось, что если она продолжит так смотреть, то глаза ее прямо вывалятся из головы, покатятся по полу и непременно упадут в трещину в полу.
— Ну и что вы здесь забыли, уроды? — не стесняясь в выражениях, заголосила женщина. — Добро мое стащить задумали, гаденыши?! Только через мой труп, поняли?! Вот вам, на куси-выкуси!
Кукиш, сложенный из костлявых пальцев бабушки, уперся Оксане и Косте в лицо, будто страшнейшая угроза на земле. Тут же, сориентировавшись на удивление быстро для своих 75-ти лет, Алевтина Викторовна потянула покрывало с машиной на себя. Но и Костя не растерялся, принялся перетягивать ткань на свою сторону. Оксана стояла между ними, не зная как быть. Слезы подступали к горлу, начинали душить. Малышка давно заметила, что если плачешь очень сильно, то говорить становится сложно, слов — не разобрать, но молчать она просто не могла, должна была сказать. Стараясь говорить, а вернее — кричать как можно громче, Оксана встала ногами на подстилку лицом к бабушке. Ручки сложила в просительном жесте, надеясь хоть чем-то разжалобить женщину.
