Всего он проспал на свежем воздухе примерно двадцать пять тысяч пятьсот ночей.
Спит он на старом надувном матрасе, спальных мешков у него два — летний и зимний. Подушкой он никогда не пользовался, но надевает на голову шапку.
Остальные подробности о том, как фон Борринг отходит ко сну, нам ни к чему.
* * *
Тот, кто смотрел фильм Лета и фон Триера «Пять препятствий» внимательно, мог заметить, что в рабочем кабинете Ларса фон Триера — где-то в окрестностях Копенгагена — висит такой же точно портрет Баден-Пауэлла, что и на площадке парадной лестницы в усадьбе фон Борринга.
С какой стати фон Триер повесил у себя портрет Би-Пи?
Неужели фон Триер был скаутом?
И провел детство и юность в палатках на джембори по всему миру?
Есть ли у него друзья-скауты в своем отечестве и за границей? Всегда ли он готов?
Если ответ «да», то фон Триер, видимо, самый невротичный скаут всех времен и народов и одновременно самый известный художник среди приверженцев скаутинга.
Но если ответ «нет», то предположений возникает море.
Не мечтал ли фон Триер всегда стать скаутом?
Не был ли Баден-Пауэлл его тайным кумиром?
Не связан ли фон Триер с фон Боррингом?
Не дворянского ли фон Триер происхождения?
Не мечтал ли он втайне об этом?
О’кей. Я не буду продолжать, но думаю, читатели согласятся с тем, что тут огромный простор для любопытнейших вопросов.
* * *
В детстве Май Бритт и фон Борринг вместе почти не играли. Они были соседи и ровесники, но как только взрослые обнаружили, что дети общаются, сразу пресекли это. Отец Май Бритт был за красных, он молился на Россию и страстно мечтал о том дне, когда прижучат наконец фон Борринга. Об этом он писал в своем дневнике*. Иногда он настаивал на том, чтобы фон Борринга вздернули на красном буке в конце аллеи, ведущей к усадьбе. Иногда готов был великодушно ограничиться тем, чтобы господа стали презренными слугами народа. Со своей стороны, фон Борринг не мог позволить своему мальчику общаться с детьми бедного хюсмена[6]и считал, что именно из-за этих контактов у младшего фон Борринга слабые легкие.
Учили мальчика дома. Наставники сменяли друг друга: немецкий, французский, фортепиано. «К Элизе» Бетховена и «Детские сцены» Шумана. Классический сценарий от А до Я. Отец — политик и предприниматель, любитель хороших сигар, и мать, у которой не могло быть больше детей. Плюс кой-какие истории с морфием, особенно по материнской линии.
Маленькие Май Бритт и фон Борринг, судя по всему, все больше стали нравиться друг другу, но их решительно развели и воспитали во взаимной нелюбви. И методика сработала на ура. Вообще мало что может сравниться по эффективности с последовательностью и целенаправленностью в воспитании.
В отрочестве они пару раз обменялись вполне, так сказать, красноречивыми взглядами, но дисциплина взяла свое: они не дали вырасти этим росткам нежности. И сегодня очевидно, что их отношения зашли в тупик. Если они и испытывают взаимную склонность, то ловко это скрывают.
* насчет дневника отца Май Бритт.
В записях за 27 июля 1926 года можно прочитать следующее:
«Сегодня Олле уволили. Хотя фон Борринг прекрасно знал, что Олле только что стал в четвертый раз отцом и вынужден остаться дома, чтобы ухаживать за хворой женой. Кто позволил ему так издеваться над людьми? Моя ненависть к фон Боррингу растет час от часу. Меня тошнит от одного его имени. Тот день, когда мы, пролетарии, покончим с ним, с его мерзким сынком и им подобными, будет самым счастливым днем в моей жизни. Надеюсь, русские скоро придут нам на помощь. Если они освободят нас уже завтра, будет в самый раз».
Из всех уроженцев коммуны Эда, кто принял конфирмацию 16 мая 1925 года, живы только Май Бритт и фон Борринг. Некоторые держались довольно долго, но уже много лет назад последний из них, Вальдемар Ханссон, покинул наш праздник жизни. Он был водитель автобуса и охотник и подстрелил за семьдесят лет без малого сотню оленей.
Дейзи Шёгрен, Брур Фолке Эдквист и Марта Крок уехали в Америку. Дейзи и Брур поженились и родили пятерых детей, поныне живущих в Индианаполисе или его окрестностях. Все они ладят друг с другом, только двое старших, Брур и Фолке, к сожалению, никак не поделят оставленного родителями наследства, так что разбирательство, того гляди, дойдет до суда, хотя семья надеется и верит, что братья сами придут к соглашению и избегнут столь радикальной меры. К слову сказать, в Америке Брур Фолке ремонтировал радиоприемники. Он умер давно, еще в 1953 году, но многие из починенных им приемников работают до сих пор*.
Марта Аден Смит (урожденная Крок), та выращивала тыквы, пекла яблочные паи и всегда улыбалась, и только через несколько лет после ее смерти Рогер, вдовец, прочитал оставшиеся после покойницы письма и выяснил, что, пока он в сороковые годы сражался в Европе с фашистами, жена ему изменяла. Поскольку поделать с этим было уже ничего нельзя, а в душе у бедняги все горело, то вслед за многими своими соотечественниками Рогер пришел к убеждению, что во всем виноваты инопланетяне. Мол, они похитили его, поганцы. Это банальная история. Белых американцев, в основном представителей среднего класса (почему-то они подвержены этой напасти более прочих), похищают вечером, когда они едут на машине или уже лежат в постели. Кожа у космических пришельцев серого цвета, волос нет, а рост какой-нибудь метр двадцать. Но взгляд черных глаз гипнотизирует. Похищенного волокут в НЛО и укладывают на стол, напоминающий операционный, затем берут у него образцы тканей и нередко суют какие-то инструменты в прямую кишку, все жертвы сетуют на эту унизительную процедуру. Затем у мужчин берут сперму, а женщинам подсаживают в матку зародыш, которого они некоторое время вынашивают, но в конце концов всех похищенных возвращают на Землю в прозрачном контейнере и так бросают. По словам пострадавших, пережитое нельзя забыть, оно меняет человека настолько, что он перестает быть полноценным членом общества и все время мечется между внеземной цивилизацией и нашим миром и нигде не находит покоя.
Харри Закриссон стал пилотом при Шведском географическом обществе. Он снимал Швецию с воздуха, и в том, что уровень картографии в этой стране повысился, есть и его заслуга. В свободное время он фотографировал крестьянские хозяйства, а потом его свояк объезжал их владельцев, и те почти всегда покупали снимки, потому что вид родного дома с такущей высоты всегда производит на крестьян сильное впечатление. Все предстает словно в новом измерении. Еще Харри дружил с Виктором Хассельбладом. Они вместе много путешествовали по белу свету и с азартом фотографировали все, достойное внимания, в том числе зверей. Но в середине семидесятых Харри как-то осенью провалился под лед и утонул.
