Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
После отказа своего правителя от веры, горожане сочли за правильное отказаться от одних богов, принять других и уцелеть от бойни. Колмадорийцы, ярые приверженники Откровений Предтечей, обязательно устроили бы её при захвате города. А так всё обошлось без крови. К тому же Идарл выдал свою поздно рождённую дочь от одной из многочисленных наложниц за военачальника колмадорийцев.
В память о том, как был спасён город, заложили храм Предтечей. Люди ежегодно раскидывали у храма огромные шатры и несколько дней выражали радость обильными пиршествами, музыкой, танцами. Торжества проводились за счёт артелей богатых торговцев и знати Фессара. Ткачи на собственные средства украшали гробницу Идарла покровом из расшитого золотом шёлка, купцы, кожевенники, красильщики, чеканщики, кузнецы, сапожники приносили в дар жертвенных быков. Так благодарные жители почитали память усопшего, принявшего новую веру и спасшего город и жителей от неминуемой резни.
Из века в век Фессар рос и укреплялся, оставаясь верным вассалом колмадорийцев, поддерживая их во всех войнах и обороняясь от набегов иноземцев. Так как он находился на пересечении наиболее удобных путей, то и торговля здесь шла бойкая. Караваны один за другим входили в город или покидали его через многочисленные крепостные ворота.
Войдя в Фессар под бдительными взглядами стражников, несколько удивлённых тем, что человек в одежде послушника вооружён, Эрл направился на базарную площадь, каковая имелась в каждом уважающем себя городе. А в большом торговом и ремесленном городе таких площадей и базаров несчитано. Там можно купить всё, что захочется, только плати звонкой монетой.
По сходной цене юноша приобрёл необходимую верхнюю одежду, добротную обувь и купил отличную кольчугу, набранную из мелких колец. Стальная рубашка оказалась настолько хороша, что за неё пришлось выложить почти все монеты. Она собиралась в небольшой и увесистый рулончик и вполне могла поместиться в той же перемётной суме, но Эрл, прежде чем надеть купленную одежду, нырнул в стальную рубашку, с лёгким звоном осыпавшуюся вниз. Одежда и красный плащ укрыли поблёскивающую на солнце защиту. Теперь Эрл ничем не отличался от многих горожан, снующих по базарной площади.
Продолжить дальнейший путь в столицу юноша собирался утром. А пока решил провести приближающуюся ночь в какой-нибудь таверне. Заодно там же подкрепиться на жалкие остатки монет затерявшихся в складках изрядно похудевшего и полегчавшего кожаного мешочка.
Таверна гудела от гомона многочисленных посетителей.
Компания дородных купцов в богатых одеждах отмечала удачно окончившийся базарный день. Неподалёку пристроились их телохранители, без них купцам довольно опасно появляться где-либо: всегда найдётся немало желающих поживиться добром торговца. Телохранители ничего не пили, а лишь с мрачным спокойствием осматривали таверну, контролируя любого, казавшегося им подозрительным. По этой причине группа как раз подозрительных типов, не менее мрачных чем телохранители, упорно не смотрела в сторону купцов, но типы не оставили своего намерения очистить содержимое карманов торговцев. Охрана в данном случае не помеха: здесь всё решает умение владеть мечом, тёмная улица и отсутствие зевак. Однако время для этого ещё не пришло, вечер только начинался.
В другом углу несколько наёмников развалились за грубо сколоченным пустым столом. Дела их в последнее время шли не очень, средства закончились, им была нужна работа, поэтому они с надеждой ждали приближения ночи, когда грабители нападут на купцов и перебьют телохранителей или наоборот те перебьют грабителей. Тогда сами наёмники подключатся к делу, добьют остальных и предложат купцам свои услуги. Деваться торговцам будет некуда, придётся или соглашаться или расставаться с добром, а заодно и с жизнью, чтобы не донесли потом. Выбор купцов здесь очевиден. А может быть, кто-то раньше наймёт их, мало ли кому могут понадобиться услуги крепких ребят, побывавших не в одном сражении?
В тёмном закутке два странствующих монаха в длиннополых пенулах — плащах серого цвета с откинутыми с голов капюшонами вкушали скромную пищу, запивая её простой водой.
Эрл пристроился неподалёку от них за небольшим столом у шершавой холодной каменной стены, чувствуя с соседями некое единение, хоть и не были они знакомы.
Другая группа посетителей шумно отмечала какое-то событие, со стуком сдвигая большие кружки с плещущимся пенистым элем, запивая куски едва прожёванного жареного мяса.
Остальные столы в зале таверны занимала прочая разношерстная толпа — жующая, пьющая, весело смеющаяся, что-то обсуждающая, о чём-то спорящая.
За исключением монахов все были увешаны оружием. Даже у купцов на поясах висели внушительные кинжалы. Да и монахи не выглядели людьми, кого можно безнаказанно обидеть. Если кто-то из таких, ему не место в подобной таверне. С наступлением темноты такому человеку лучше укрыться в своём жилище и ждать наступления следующего дня, а он вполне может стать последним, ибо ничто не вечно, особенно в мире, где сила и острый клинок определяют всё.
По ночам то и дело слышался звон мечей, разносящийся тревожным эхом по узким кривым улочкам. Доносились крики сражающихся, метались пляшущие тени по стенам домов с наглухо закрытыми крепкими ставнями и запертыми мощными дверями. Ещё не уснувшие, а иные, наоборот, продрав глаза, чутко приникали к дверям и окнам, вознося молитву богам, что это случилось не с ними, успевшими загодя запереться в своих жилищах.
Оказывавшиеся поблизости стражники спешили на помощь, но чаще находили убитых, уже обобранных до нитки, а от разбойников и след простыл. Когда же лихих людишек удавалось схватить, их отправляли в сырую темницу, а оттуда на эшафот. Там, на городской площади, всегда собирались зеваки готовые поглазеть на очередную казнь. Как правило, разбойникам отрубали руки, а потом головы. Тех же, кто был известен и совершил немало злодеяний, ждали изощрённые казни: как-то ломание костей, сдирание кожи, сажание на кол, кипячение живьём в котле с маслом, и прочие ужасы, до коих так охочи добропорядочные подданные королевства. Пока зеваки глазели на жуткое зрелище, карманники не теряли время даром, освобождая карманы простаков. А заплечных дел мастера меж тем проявляли нешуточную изобретательность в своих страшных профессиях, оправдывая потаённые ожидания зрителей, глазеющих на казни со смесью ужаса, любопытства, содрогания, а потом обсуждающие увиденное в узком семейном кругу.
Таверну распирал густой запах эля, жареного мяса и угрозы, всегда сгущающейся с наступлением сумерек и ночи — времени, когда почти безраздельно властвовали лихие людишки, стерегущие припозднившихся путников, подвыпивших бездельников, бредущих по тёмным улицам домой, случайных прохожих, вдруг зачем-то вышедших в ночь из дому.
На грубо сколоченных столах стояли светильники, заправленные маслом. Огоньки слабо освещали помещение и посетителей, сгущая тени там, где светильников было мало или не было вовсе. Неверный колеблющийся свет выхватывал из полутёмного помещения засаленные патлы, быстрые колючие взгляды, грубые лица с часто встречающимися на них шрамами. Эти лица не обременял интеллект, скорее, наоборот, на них лежала печать если не скудоумия, то приобретённой с годами хитрости, звериной осторожности, готовности нанести удар кинжалом в спину доверчивому простаку.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
