У барменши были опухшие от недосыпания глаза. Когда-то я помнил, как ее зовут. Сейчас, разумеется, уже нет.
— Можно пачку «Lucky Strike»?
Барменша сказала, что «Lucky Strike» нет. Тогда я попросил стакан под пиво. Стакан у барменши был. Правда, не очень чистый.
Я сел за стол, выставил бутылки и наконец закурил. Как это обычно бывает, спать почти не хотелось. Захочется позже, ближе к обеду. А пока можно пить свою «Балтику» и дожидаться коллег.
Коллеги появились почти сразу. Трое хмурых и небритых парней из криминального отдела. Журналюги. Зубры острого репортажа. Из тех, что начинают день со стакана теплой водки и потом открывают ударом ноги абсолютно любую дверь.
Я кивнул, и один из зубров тут же подошел к моему столу.
— Как машинистки?
— Нормально, Паша, нормально. Жалуются только — почерк у тебя неразборчивый. Буквы, говорят, иногда пропускаешь.
Эту историю знал весь издательский комплекс. В мифические времена… в эпоху, когда рубашки «Лакоста» еще носили с черными кроссовками «Reebok», а Брежнев был не персонажем комиксов, а (поверите?) политиком… в те времена Паше доверили должность выпускающего редактора.
Паша понял это в том смысле, что перед ним открываются двери в Большую Карьеру. Он купил себе пиджак, при встрече подавал для рукопожатия два пальца и демонстративно называл всех на «вы».
Он просиживал в редакции до двух ночи. Сам лично, не доверяя корректорам, проверил все, вплоть до знаков препинания, в прогнозе погоды… а в шесть утра из типографии позвонили и сказали, что в заголовке передовицы вместо цитаты из Маяковского: «Я себя под Лениным чищу» набрано: «Я себя под Лениным ищу». И фотография улыбающейся девушки.
Тираж ушел под нож. Газета вышла с трехчасовым опозданием. Паше больше никогда не доверяли ответственных постов.
Паша помрачнел и поскреб ногтями похожую на лишайник небритость.
— Знаешь, Илья… мне тут человечек с утра звонил. Говорит, какого-то Стогова из «Moon Way» на Литейный увезли. Не родственник?
— Да, Паша. Все правильно. Это меня увезли на Литейный.
— Тебя? А за что?
— Паша, об этом пишу я. Сам.
Паша увял, с тоской посмотрел на «Балтику» и попробовал зайти с фланга.
— Сам так сам. Что хоть случилось? Говорят, какого-то китайца убили?
— Ага. Убили.
— И?..
— Паша, ты нерусский? Я же сказал — об этом пишу я. Что непонятно?
— Злой ты, Стогов.
Мы помолчали.
— Дай хоть пивка хлебну.
— Хлебни.
Паша мстительно присосался к горлышку и поставил бутылку на стол, только когда пива в ней осталось на пару пальцев. Потом он, не оборачиваясь, вернулся к своему столу.
В мокрой куртке, прямо с улицы, в буфет влетел буржуазного вида мужчина. Не иначе как обозреватель из еженедельника выше этажом: «А сегодня, дорогой читатель, мы поговорим с тобой о самом главном… о том, о чем нам давно следовало поговорить… о курсе акций ПСБ в наступающем сезоне…»
Я открыл вторую бутылку. Не дай мне Бог дожить до такого вот состояния. В буфет вошли три машинистки и новенькая корреспонденточка из отдела социальных проблем, имени которой я не знал. Машинистки были бледны и не накрашены.
То ли помог аспирин российских спецслужб, то ли все-таки «Балтика». Но головная боль совсем прошла.
Я осторожно потрогал лоб. По ту сторону лба понемногу оформлялся сегодняшний репортаж. Пора идти на рабочее место и писать о загадочном убийстве китайского бизнесмена в петербургском найт-клабе
«Moon Way».
Специально для читателей нашей газеты! Специальный корреспондент И. Стогов, первым оказавшийся на месте преступления, передает!..
Иногда меня в буквальном смысле тошнит от того, чем я занимаюсь. Впрочем, ничего другого делать я все равно не умею.
Я отнес пустые бутылки на столик с табличкой: «Грязную посуду — сюда» и начал похлопывать себя по карманам в поисках ключа от кабинета. В этот момент в буфет вошел мой главный редактор.
— Ага! Стогов! Я знал, что найду вас в баре.
— Здравствуйте, Виктор Константинович.
— Вы знаете, что вам звонили?
— Мне?
— Вам звонили, а вы с утра в баре.
Какая здесь связь, я не понял. Но на всякий случай кивнул. Все ясно: мне звонили, а я с утра в баре.
— А кто звонил, Виктор Константинович? Из ФСБ?
— Почему из ФСБ? Что опять случилось? Нет, звонили не из ФСБ. Звонили из китайского Генконсульства. Сегодня в пять часов они приглашают вас на ужин, который устраивается специально в вашу честь.
3
Поспать удалось всего часа полтора. Надеть чистую рубашку я успел. Побриться — нет. В десять минут шестого я нажал кнопку звонка генерального консульства Китайской Народной Республики.
Из глубины тонированного стекла сквозь потоки воды на меня смотрело вытянутое отражение.
Помню, пару лет назад редактор газеты, для которой я тогда писал, устраивал мне интервью. Брать интервью предстояло у его, редактора, знакомого прямо на улице.
Чтобы мы друг друга узнали, редактор по телефону пытался описать респонденту, как я выгляжу. Оглядев меня, он сказал в трубку:
— Стогов — это три «не». Он невысок, небрит и практически всегда нетрезв. В общем, вы его узнаете.
Надеяться оставалось только на то, что китайцы — народ вежливый. К чужим недостаткам снисходительный.
Дверь открылась.
— Господин Стогов?
— Да.
— Очень приятно! Меня зовут Дэн Шан-ся. Это я звонил вашему редактору. Проходите, пожалуйста.
Внутри было сухо и тепло. Китаец был маленьким, юрким и носил массивные очки в роговой оправе. Он повесил мою куртку на плечики и убрал в стенной шкаф.
— Промокли? Да-а, погода испортилась! Очень испортилась! Осень в этом году дождливая, не правда ли?
Я сказал, что правда. До сего дня я несколько раз бывал в консульствах. В немецком на Фурштатской, в итальянском напротив Кировского театра, в польском на… не помню, как называется улица… в общем, напротив вендиспансера.
Один раз был даже на банкете в консульстве ЮАР. Удивился, не обнаружив среди персонала ни единого негра. В консульствах азиатских стран бывать мне еще не доводилось.
— Сюда, пожалуйста.
Мы вошли в комнату для приемов. Комната была большая. Окон было не меньше пяти, а за окнами шел дождь и чернели воды Мойки.
Справа от двери на стене висел портрет знаменитого китайца. Мао Цзэдун? Конфуций? У дальней стены полукругом стояли диванчик и два кресла, между которыми был втиснут низенький стол с одинокой пепельницей посередине.
