Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 51
Снимала Лина в бывшем цехе. Экономя на всем. Знакомая галерейщица пустила в ангар на несколько часов за право побыть Иоанном. Эта толковая баба купила за бесценок заброшенный завод и тогда как раз переделывала его под галерею с клубом. Глазницы окон еще пустовали.
Стол для последней трапезы составили из деревянных верстаков. Беленый холст, которым декораторы обшивали стены, приспособили вместо скатерти. Лина пообещала, что ни одного пятна не посадят, и сдержала слово.
Согласно оригиналу расставила глиняные блюда и граненые стаканы, принесенные участниками съемки, хлеба, которые сама пекла дома…
Жанка-поэтесса выведала про фотосессию и напросилась. К тому времени оставался незанятым только крайний справа Симон Зелот. Ушлая стихослагательница мигом коротко постриглась и покрасила в седой цвет свои редкие волосенки.
Соблазнительно было, конечно, самой занять главное место. Товарки уговаривали… Но Лина удержалась.
Сколько ни старайся, поза разоблачит. Нет во мне бесконечной любви и кротости. Не смогу даже спокойно, как нужно, произнести сакраментальное: «Один из вас…»
Выждала, когда солнце сядет на пустой стул – Христос праздновал Свою последнюю Пасху до заката.
Получилось…
С тех пор на каждом застолье Лина говорит что-нибудь провокационное и не просто слушает – изучает мизансцену: жесты выдают мысли каждого. Как на фреске, видно не то, что люди хотят показать другим, а то, что они чувствуют сами.
Правда, которую даже не каждый про самого себя понимает.
– Всем до свиданья… – Высокий негромкий голос переключает общее внимание на себя.
А, эта чертова Василиса… Держится за дверную ручку… Собрала энное число взглядов – и удаляется. Негромогласно, но демонстративно надмевается своей воцерковленностью.
«Иуда!» – шлет Лина мысленное проклятие.
– А мне вот не дали стихи почитать!
Живой еще экран вдруг закрывается темным силуэтом. Выскочка Жанна.
– Конечно, я тут человек второго сорта. На меня всегда времени не хватает!
Кто-то зажигает свет, и вот вам агрессивная худоба в ярких полосатых гетрах, короткой кожаной юбке, с чем-то непотребным на голове. Лина всматривается. Всего лишь черный авиационный шлем, размягченный и поседевший от старости.
Когда только она тут и появилась?
– Ну что вы, Жанна, конечно, мы вас послушаем. – Вспарывая всеобщее замешательство стуком каблучков, Ева подходит к роялю. Белое к белому… Несуетливо берет одну из открытых бутылок испанского каберне – вино сегодняшнего дня, – наливает себе полбокала и возвращается в кресло, улыбаясь и примирительно (мол, придется потерпеть), и иронично (не под нажимом соглашаюсь – из жалости).
Под шепоток-ропоток Жанна выкрикивает строчки, нисколько не утишая голоса на ненормативных лексемах, как будто они – обычные, обиходные слова.
Стараясь держать нейтральное лицо, Лина отсаживается в дальний от декламаторши угол и подбирает ноги под стул. От греха подальше. Не понравится Жанне ухмылка, слово, жест – того и гляди повторит трюк, сделавший ее знаменитой в их узких кругах. При всем честном народе взяла и пописала на лаковые ботинки перечившего ей чинуши. Ухитрилась точнехонько на носок попасть. Без трусов она, что ли, ходит?
Останься с нами
ЕваЕва действует. Нужен заключительный аккорд. И прозвучать он должен по воле хозяйки. Она осматривается и выхватывает из массовки еще одну солистку.
Поэтесса, самая еюлюбимая, читает не по-актерски – по-поэтски:
А вы с какой целью хорошо поживаете?
Не выпячивает остроумие, а проясняет скрытую в звуках музыку.
«Отличный финал», – хвалит себя Ева. И все-таки нет ясного ощущения – удача вышла с Салоном или же первый блин комом…
Не страшно. Итог выкристаллизуется потом, а пока… Ну не терзать же себя сомнениями!
– Правда, все здорово получилось?! – говорит хозяйка каждому гостю при прощании.
К полуночи расходятся уже не по одному и не по двое… В перенапряженную Евину голову приходит очень уж облегченное (сойдет за шутку…) сравнение: люди пучками вырываются, словно волосы с лысеющей головы. Причина тому – не яд, не таллий из «Виллы „Белый конь“» Агаты Кристи. Гармонию отравляет необходимость поспеть на метро. Ведь большинство гостей тратится на такси, только если нужно передвигаться с тяжелыми вещами или транспортировать маленьких детей. Нормальная, разумная экономия, обеспечивающая независимость бедных, но гордых интеллектуалов.
И все-таки оставаться вдвоем с мужем Еве сейчас как-то не с руки. Не хочется интима.
Нет, конечно, ее собственный нынешний роман тут ни при чем… Обновление не первое в ее жизни и, наверное, не последнее. Мужа это никак не касается. Поцарапывает то, что привирает он.
Он…
В чем и где? Не знаю. Следить, уличать? Ну уж нет… Но и успокаивать его размягченным разговором наедине – мол, жена-дура верит и любит… Увольте…
Есть и еще одна, вполне естественная причина: после каждого мероприятия, где ты солируешь, хочется продолжить общение, услышать отзывы… Взаимодействия хочется… Раскручен маховик азарта, и вдруг – обрыв, одиночество. Нет уж…
Ева сосредоточивается.
– Останься с нами, шофер вас потом отвезет, – предлагает она Лине.
Ее просит, а не Матвея, хотя знает: решения в их семье принимает именно он. И только он. Что, конечно, странно… Домострой какой-то. Лина рано, в девятнадцать лет вышла замуж и стала чем-то вроде Матвеевой собственности. Даже квартира, доставшаяся ей от бабушки, записана на его имя. На его постепенно звончеющее имя.
А Лина, подтверждая закрепившееся за ней амплуа, оглядывается, высматривая Матвея, бежит к нему и слово в слово повторяет Евино приглашение.
– Ладно, побудем, – не сразу соглашается он. Видно, что старательно держит марку. – Час, не больше… У меня в семь утра самолет. В Цюрих. Пробная лекция. Может, выгорит законный брак с университетом… – Матвей пытается взобраться на высокий диванчик «ришелье», возле которого его застигли.
Высоко. Он ступает на подставку, которая немедленно отъезжает в сторону. Тогда, забыв про необходимость держать позу, пристраивается спиной к кромке дивана, заводит руки за спину и, опираясь о матрас, подпрыгивает, чтобы забраться попой на сиденье. С третьего раза получается.
Глуповато Матвей выглядит. Ноги не достают до пола, болтаются в воздухе, а возлечь, к чему призывает конфигурация ложа, он, конечно, не решается.
Ева ногой подтаскивает приступку и усаживается рядом – подбодрить, смикшировать его смущение. И тут же чувствует, что он напрягается, малиновеет… Черт, неужели и он туда же… Представила, что так же неловок бывает он в постели… Не расхохотаться бы.
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 51
