В главном помещении яслей – просторной комнате, окрашенной в теплые тона и обставленной детской мебелью, – ее ждали Милли и Тоби, закутанные в теплые стеганые куртки и похожие на маленьких эскимосов. На розовом личике Милли, такой же нетерпеливой, как и ее отец, застыло сердитое выражение. Зачем ее нарядили в тесную куртку и заставили ждать, если в это время можно было поиграть в кубики? Тоби, бледный и серьезный, тихо стоял с шапкой в руках. При виде Хоуп его пухлое личико озарила улыбка.
– Мамочка, получил звездочку! – радостно воскликнул он.
– Неправильно! – злобно перебила его Милли, которая всегда заботилась о чистоте языка. – Нужно говорить «я получил звездочку»! У Тоби вытянулось лицо.
– Милли, – укоризненно сказала мать, – будь с братом повежливее!
– Он маленький и глупый! – фыркнула девочка, сморщив курносый носик.
– Он твой брат, ты должна заботиться о нем и не обижать.
Милли тут же взяла Тоби за ручку и посмотрела на мать снизу вверх, ожидая похвалы. Хоуп волей-неволей пришлось улыбнуться. В чем, в чем, а в сообразительности Милли отказать было нельзя.
Попрощавшись с Мартой, которая стояла на крыльце и вглядывалась в даль, звеня ключами, как тюремщик, они пошли домой, держась за руки. Милли весело болтала, Тоби молчал. Так было каждый вечер – Тоби вел себя очень тихо примерно полчаса. Потом, оказываясь в теплом, уютном доме, он постепенно оттаивал, начинал говорить, смеяться и играть. Поведение сынишки тревожило Хоуп. Она подозревала, что Тоби ненавидит ясли, но боялась спрашивать. А вдруг малыш вцепится в нее и попросит не посылать его туда? Каждый вечер Хоуп пристально рассматривала лицо Тоби, отыскивая на нем следы слез. Если бы ребенок плакал в яслях, она не колеблясь бросила бы банк и сказала Мэтту, что нужно найти другой способ выплачивать жилищную ссуду. Разве она смогла бы ходить на работу, зная, что ее дорогой малыш страдает? Но Тоби никогда не плакал. Он каждое утро безропотно надевал куртку с капюшоном и только широко раскрывал глаза, когда Хоуп крепко обнимала его на виду у бдительной Марты.
– У вас очень спокойный мальчик, – сказала ей воспитательница Клер, с которой Хоуп однажды поделилась своей тревогой. – Не волнуйтесь, он вполне доволен жизнью. Честное слово. Он любит лепить из пластилина и слушать сказки. Мы знаем, что он немного стеснителен, и заботимся о нем, так что можете не беспокоиться.
Едва войдя в дом, Милли отправилась в детскую, собрала кукол, усадила их за стол, велела пить молоко и вести себя как следует, если они не хотят неприятностей. Она точно повторяла интонации Марты, разговаривавшей с родителями. Хоуп опустилась на колени, снимая с Тоби курточку.
– Хорошо прошел день, милый? – тихо спросила она, обняв мальчика.
Тоби кивнул, и Хоуп поцеловала его в макушку, вдохнув аромат мягких светлых волос.
– Тоби, малыш, ты знаешь, как мама тебя любит? Больше всех на свете!
Он улыбнулся и пухлой ручкой погладил мать по щеке.
– Маме нужно приготовить для папы праздничный ужин, а вы пока поиграйте, хорошо?
Тоби снова кивнул.
Хоуп с гордостью подумала о новой поваренной книге, которая лежала в пластиковом пакете, оставленном в коридоре. Скоро она будет готовить чудесные блюда, которые придутся по вкусу всем. А пока… Хоуп сняла упаковку с бифштексов и сунула их в микроволновку. Она с удовольствием отправилась бы поужинать в ресторан, однако лучший друг Мэтта Дэн через три дня сам отмечал день рождениями решено было праздновать вместе. Кроме того, агентство получило очень выгодный заказ и устраивало по этому случаю банкет, так что праздник предстоял объединенный. Говорить, что Хоуп предпочла бы скромный обед на две персоны в ресторанчике неподалеку, было бессмысленно. Мэтт был гораздо более общительным человеком и любил большие сборища, где можно очаровывать всех направо и налево и выслушивать комплименты в свой адрес. Но Хоуп на таких праздниках всегда чувствовала себя неуютно.
Она напомнила себе, что к банкету нужно обязательно купить новое платье. У Адама, босса Мэтта, была красивая молодая жена, которую звали Джесмин. Мэтт как-то проговорился, назвав ее «лучшим украшением Бата», после чего Хоуп решила, что не имеет права ударить в грязь лицом.
Думая о предстоящем празднике, она положила детям на тарелки рыбные палочки, а себе заварила чай.
– Тоби! Милли! Ужинать! – позвала она.
Милли, как всегда, притащила с собой Барби и начала ее кормить, разбрасывая вокруг кусочки.
– Милли, ешь аккуратно! – недовольно предупредила Хоуп. Она отняла у девочки куклу, и Милли тут же заревела. На пол упало еще несколько кусочков.
– Милли, это просто безобразие! – сказала Хоуп, пытаясь справиться с гневом и жалея, что она слишком устала. Чтобы иметь дело с детьми, нужно много терпения.
В ответ девочка извернулась и толкнула стол так, что из чашки Хоуп выплеснулся чай.
– Милли! – крикнула Хоуп, когда чай пролился на юбку, в которой она ходила на работу. Черт, нужно было переодеться сразу же, как только она пришла домой!
– Когда я подошел к двери и услышал крики, то понял, что не ошибся адресом, – кисло заметил Мэтт, появившись на пороге кухни. Как всегда, он был безукоризненно одет и выглядел на запущенной кухне довольно неуместно.
Хоуп стиснула зубы. День рождения мужа представлялся ей совсем по-другому. Пламя свечей, аромат свежеприготовленных блюд, она сама облачена в бархат и благоухает духами… Вместо этого в доме хаос, она растрепана, как чучело, и воняет потом после беготни по магазинам. Сомневаться не приходилось: дети и романтические обеды при свечах – понятия взаимоисключающие.
Милли тут же прекратила рев, подбежала к отцу, обхватила руками его колени и зарылась лицом в серые шерстяные брюки.
– Папочка! – радостно заворковала она, как будто только что не разбрасывала еду по кухне, словно озорной эльф.
Мэтт подхватил ее на руки, и две темноволосых головы оказались рядом: одна кудрявая, другая коротко стриженная, с сединой на висках. Мэтт был высоким, мускулистым и стройным, с темными, глубоко сидящими глазами, от которых у женщин учащался пульс, и решительным квадратным подбородком. Седина шла Мэтту так же, как новая прическа; его красота казалась более зрелой и мужественной. Даже после семи лет совместной жизни при виде улыбающегося мужа у Хоуп начинало гулко биться сердце. Но ей отравляла существование мысль о том, что при виде жены пульс Мэтта ничуть не ускорялся.
– Что, ссоришься с мамой? – спросил Мэтт. Милли сдавленно всхлипнула.
– Да, – грустно сказала она.
– Она ничего не ест, разбрасывает еду, пролила мой чай и всю меня забрызгала! – Хоуп знала, что напрасно так сильно сердится, но ничего не могла с собой поделать.
– Пустяки, – небрежно ответил муж, даже не взглянув на нее. – Чай легко отстирывается.
