Многие датчане — во всяком случае туристы, приезжающие на Финё, — говорят, что мой старший брат Ханс похож на принца из сказки. Впечатление это складывается в основном из-за того, что его рост сто девяносто сантиметров, у него светлые вьющиеся волосы и голубые глаза, и что для него не составит труда распрячь любую из запряжённых в карету лошадей, уложить на обе лопатки и щекотать, пока ему не надоест.
Но поскольку мы с Тильте и Баскером хорошо знаем Ханса, то на наш взгляд, он скорее похож на большого младенца.
Да, конечно, у команды «Финё Олл Старз» никогда не было более грозного игрока в средней зоне. Но вне поля, когда не нужно следить за мячом, взгляд его чаще всего устремлён к звёздам, а люди, которым это свойственно, имеют обыкновение спотыкаться о предметы мебели.
Ханс теперь живёт в Копенгагене, изучает он, ясное дело, астрофизику — науку о звёздах, а в свободное от учёбы время подрабатывает кучером. Мы с Тильте и Баскером приехали навестить его в пасхальные каникулы, а в церкви города Финё вместо папы сейчас служит другой пастор, потому что папа с мамой уехали в своё ежегодное путешествие на остров Ла Гомера — это wannabe[2]Финё, только среди Канарских островов.
Не знаю, бывали ли вы когда-нибудь на площади Блогор. Что касается меня, то я здесь впервые, и на первый взгляд площадь ничем не примечательна. На солнце жарко, в тени холодно, кое-где остались сугробы, в глубине площади церковь, перед которой толпится народ — сыну священника всегда приятно видеть, что в лавке полно клиентов. На залитой солнцем скамейке сидят трое мужчин в самом расцвете сил, которые они тратят на поглощение крепкого пива. Позади нашей кареты — овощной магазинчик, в дверях которого застыл продавец, уставившись на ящик лимонов, которым он помог перезимовать, поминая их пять раз в день в своих молитвах, обращённых в сторону Мекки, а перед нами улицу переходит старушка, пристроив упаковку кошачьих консервов на своих ходунках. Так что удивление вызывает лишь то, что какой-то турист, достаточно состоятельный, чтобы заплатить через интернет пять тысяч крон за экскурсию по исторической части города продолжительностью час пятнадцать минут, решил начать именно с площади Блогор, и непонятно, куда он запропастился, потому что с назначенного времени прошло уже десять минут, а его что-то не видно.
В эту минуту звонит мобильный телефон Ханса, и он обменивается с позвонившим четырьмя фразами. После чего вся наша жизнь радикально меняется.
— Это Бодиль, — слышен голос в трубке. — Брат и сестра с тобой?
Бодиль Фискер, которую за глаза называют Бодиль Бегемот, хотя на самом деле она совсем не толстая, не нуждается в представлении. Она глава администрации муниципалитета, в который входят острова Финё, Анхольт и Лэсё, её все знают. Хансу даже не нужно включать громкую связь, чтобы нам было слышно, и вовсе не потому, что она кричит в телефон, нет, говорит она спокойно, но голос у неё такой пронзительный, что достанет вас в самом отдалённом уголке земного шара. И дело не только в голосе, но и во всей её натуре: слова про Дух Божий, который носился над водою, вполне могли бы быть сказаны про Бодиль Бегемот.
Удивительно то, что сама Бодиль лично заинтересовалась нами. Глава администрации муниципалитета — это не тот человек, с которым можно встретиться в обычной жизни, это человек, который командует другими людьми, у которых в свою очередь в подчинении есть ещё люди — вот они тебе и звонят. Я видел Бодиль Бегемот один раз, при обстоятельствах, о которых мне не очень хочется вспоминать, но рассказать о них всё равно вскоре придётся. Раз уж она сама нам звонит — наши дела плохи.
— Тильте, Питер и Баскер со мной, — отвечает Ханс.
— Родители оставили вам свой адрес?
— У нас есть только номер маминого мобильного.
— Когда вы будете дома?
— У нас сейчас экскурсия, а потом мне надо вернуть карету.
— Позвони, когда будете возвращаться домой. По этому номеру.
И она отключается.
Тут Тильте оборачивается ко мне и внимательно на меня смотрит. Я читаю её мысли. Она хочет сказать, что теперь у нас есть шанс.
Я уже начинал об этом говорить, но сейчас расскажу всё как есть.
Мы с Тильте обнаружили, что дверь открывается не только в счастливые мгновения. Она открывается и в страшные. За секунду до того, как ты узнаёшь, что кто-то умер, или у него рак, или он исчез, или что Кай Молестер Ландер, известный на Финё как восьмая из семи казней египетских, встал сегодня в четыре часа утра, чтобы первым добраться до колонии чаек, где мы в мае собираем яйца, чем, кстати сказать, не наносим никакого ущерба чайкам, потому что серебристые чайки и клуши начинают высиживать яйца, только когда снесли три яйца, а гнёзда с тремя яйцами мы не трогаем. И вот в тот момент, когда ты обнаруживаешь, что Кай опустошил все гнёзда и мир вокруг тебя начинает рушиться, в этот момент и приоткрывается дверь.
А теперь я скажу, что, по нашему мнению, надо делать. Нужно постараться прочувствовать, что совершается внутри тебя. В тот самый момент, когда ты чувствуешь потрясение и в твоей душе зарождается какое-то совершенно необычное чувство, на этом чувстве и нужно сосредоточиться. Прямо перед тем, как нахлынут слёзы, отчаяние или депрессия, и опустятся руки, и ты решишь, что если Кай может прийти в четыре часа, то ты можешь прийти в три часа, или в два, или вообще не ложиться спать, чтобы уж точно оказаться на месте первым, в это короткое мгновение, когда обычные методы не годятся, а новые ещё не пришли в голову, в это мгновение в сознании и возникает какая-то брешь.
Всё это проносится в моей памяти пока я здесь, посреди площади Блогор, прислушиваюсь к самому себе, чувствуя, как дверь от потрясения приоткрывается.
Но тут события начинают развиваться так быстро, что нам всем, не исключая и Тильте, едва хватает сил, чтобы кое-как держаться на плаву.
Во-первых, то, о чём все мы думаем, Тильте, наконец, произносит вслух.
— Папа с мамой куда-то пропали!
Во-вторых, площадь Блогор начинает меняться.
♥
Не знаю, бывало ли у вас так, что ваше внутреннее состояние вдруг начинает распространяться на окружающий мир, и всё вокруг начинает выглядеть совсем по-другому. Только что площадь Блогор была самой обыкновенной площадью — и вовсе не обязательно брать её под охрану ЮНЕСКО и делать из неё объект паломничества туристов. А в следующую минуту площадь вдруг предстаёт каким-то гибельным местом. Толпа перед входом в церковь начинает напоминать похоронную процессию. Трое мужчин устраиваются на своей скамейке, чтобы испустить дух, как только кончится пиво, — и ждать этого осталось недолго. Лимоны перед овощным магазином годятся теперь лишь для компостной кучи, а пожилая дама с ходунками и упаковкой кошачьей еды смотрит на нас так, будто в нашей карете стоит гроб, и занимает её лишь один вопрос: нельзя ли в последний раз взглянуть на покойного?
