— Думаешь, я запоминаю всех, с кем ты здороваешься?
— Ну это не так важно. Дело в том, что тогда она была весьма привлекательной, правда крупноватой, это да, короче, она была эдакой «славной девчонкой», как выражалась моя бабушка. Кличку Кошмарная Снежная Женщина придумал Ибаньес. И тут ты попала в точку: он разозлился, что она не захотела крутить с ним любовь. Ньевес… она всегда была именно что «славной девкой», но слегка, что называется, простоватой, чересчур наивной. Она со всеми была мила, всех выслушивала, и, ясное дело, кое-кто воображал, что можно пойти и дальше… но ни о чем таком не могло быть и речи.
— Ты, думаю, тоже попытал счастья.
— Этот факт не относится к расследуемому делу, — поспешно вставляет Уго, меняя голос и подражая какому-то, видимо, известному персонажу. — Короче, Ньевес очень быстро вышла замуж за высокого красивого парня, весьма серьезного — образец добродетели и совершенства. Судя по всему, никто из нашей компании не соответствовал ее требованиям…
— Иначе говоря, она была наивной, но отнюдь не дурой.
— Подожди, не торопись. Жизнь у нее сложилась не слишком удачно. Она развелась с мужем — тоже довольно быстро, хотя, с другой стороны, им все-таки достало времени на то, чтобы заделать двоих детей, которых ей пришлось растить одной, хватаясь то за одну, то за другую работу, а ведь она готовилась к тому, чтобы стать образцовой женой и матерью, а вовсе не главой семьи.
— А ты откуда все это знаешь? Сам сказал, что тебя абсолютно перестали интересовать прежние друзья… что тебе надоело…
— Она сама мне рассказала. Компания наша распалась в восемьдесят четвертом, навсегда распалась. Только она одна пыталась сохранить какие-то связи… Знаешь, она из тех, что могут позвонить тебе ни с того ни с сего, когда ты уже много лет как и думать про нее забыл, и сообщить, что развелась с мужем или что у нее на заднице вскочил прыщик.
— Не хами!
— Да ведь так оно и было! Однажды она действительно позвонила и сказала, что очень тревожится, потому что у нее появилось что-то вроде фурункула… ну там, «на попке», как она выразилась, и дело, кажется, серьезное… Врачи боятся, что там опухоль. Как можно догадаться, все обошлось…
— Бедная женщина, она испугалась, переживала, искала поддержки и утешения у проклятых эгоистов, которых сама столько раз утешала.
— Минуточку! Меня она никогда не утешала, да и других, насколько знаю, тоже. Она и вправду была очень мягкая и участливая, любила гладить по головке и целовать в щечку, но и только…
— Ладно, давай переменим тему… Я ведь вижу, что ты понимаешь под «утешала». Лучше скажи, что теперь приключилось с этой несчастной женщиной, а то мы уже полчаса ходим вокруг да около, а ты так и не дошел до сути дела.
— А приключилось с ней то, что дети ее выросли, то есть сами уже бегают по гулянкам, и, как ей показалось, настал час возродить старую дружбу. Короче, ей стало скучно, вот она и взялась названивать мирным гражданам, не сделавшим ей ничего плохого, и приставать к ним со своими безумными идеями.
— Только не злись, не злись! Слышишь, милый? Как я поняла из вашего разговора, по сути, ты уже дал согласие. Она уговорила тебя без особых трудов.
— Нет, не дал, а хотел сперва обсудить это с тобой, и если мы решим, что ехать туда нам нет никакого интереса… я скажу ей: у нас этот вечер уже занят — назначена встреча, ужасно важная, перенести никак нельзя, вот и все. Но ты сперва послушай, послушай, а потом сама суди… Кажется, идея несколько странноватая. Двадцать пять лет назад… Ты только представь себе: двадцать пять лет назад!.. То есть когда мы были двадцатилетними юнцами, нас занесло в замок Пеньяонда.
— Пеньяонда?
— Да, это в Эль-Тьембло, неподалеку от ущелья Лос-Оскос. Отсюда километров сто пятьдесят. Мы поехали на пикапе Ибаньеса, и Рафа тоже был на машине — в ту пору только они одни могли получить в свое распоряжение машину на целых два дня. Поездка предполагалась самая обычная: после обеда прибыть на место, переночевать в тамошнем приюте, а на следующий день осмотреть ущелье. Приют — это старинное здание, стоит рядом с замком. Его использовали как базу отдыха или что-то вроде того; только нужно было заранее взять ключи и постараться ничего там особенно не рушить… Хотя в этом приюте всегда и так черт знает что творилось. Ну так вот, ночью мы вытащили свои спальные мешки на выложенную плиткой маленькую площадку перед домом, улеглись и стали глазеть на звезды. Дело было в самой середине лета, и замерзнуть мы не боялись.
— Только это явно не самое лучшее время года для того, чтобы любоваться звездами.
— Да, конечно, но знаешь, это место находится на приличном расстоянии от любого населенного пункта, поблизости имеется лишь один какой-то жалкий поселок, надо сказать, полузаконно построенный, — сейчас его, наверно, там уже и нет. Короче, никаких огней рядом не было, поэтому небо просматривалось довольно хорошо, я бы сказал, даже очень хорошо. И оно действительно производило сильное впечатление.
— Да, ужасно романтично…
— Настолько романтично, что кому-то пришла в голову мысль: а давайте вернемся сюда через двадцать пять лет, в этот же самый день, в это же самое время, даже если дружба наша распадется, даже если кто-то будет жить на другом конце света, даже если мы все переженимся, разведемся, нарожаем детей… Несмотря ни на что. Ну вот, мы дали торжественную клятву непременно собраться на этот юбилей. Мало того, мы не сомневались, что все клятву выполнят.
— Так вот чем озабочена сейчас твоя расчудесная Ньевес? Добивается, чтобы вы исполнили обещание?
— Да, именно этим она и занимается. Перво-наперво разузнала, можно ли нам воспользоваться приютом, а теперь всех обзванивает. У нас в запасе еще целый месяц. Она говорит, что доведет это дело до конца, только если согласятся приехать все до одного — все, кто был в замке той ночью.
— И, как нетрудно догадаться, приглашаются также и «сопровождающие лица».
— Ну естественно! Она же не дура! Так будет больше шансов на успех — все скорее согласятся. Хотя… я вот сейчас думаю… Ибаньес — холостяк, и даже невесты у него нет, Ампаро и Ньевес разведены, а одна пара, так сказать, из своих…
— Из своих?
— Да, Рафа и Марибель познакомились в нашей компании, потом поженились, у них двое детей — мальчик и девочка, как и положено, даже в этом они являют собой образцовую семью. То есть я вот что хочу сказать: пятеро не привезут с собой никого. Поэтому остаемся только мы с Хинесом… Хотя я понятия не имею, как там дела у Хинеса в этом смысле.
— Но ты ведь сказал, что он был твоим лучшим другом.
— Да, но я давно потерял его из виду. Он уехал в Мадрид, получил место по специальности — после окончания учебы. Думаю, он все-таки живет не один, этого, если угодно, требуют законы статистики… ведь квота для одиноких сердец у нас заполнена. Итак, в лучшем случае будут только два человека, две женщины, прежде не входивших в нашу компанию…
