– На, Шарик, успокойся.
– Спасибо, добрая душа.
– Скажи ещё, что я лучше поддаюсь дрессировке, чем люди, – рассмеялась весёлым лаем Муха. – Пойдём лучше в парк. День обещает быть жарким, а там тенёк.
– С тобой хоть на край света, – проглотил рафинад Шарик. – Но, по-моему, там ремонт, – включил заднюю правую и почесал свои худые рёбра.
– Тем лучше, народу меньше.
– Тогда догоняй, – рванул пёс из конуры на волю.
– С тобой бежать одно удовольствие, – трусила рядом с Шариком Муха по направлению к парку.
– А лежать – другое?
– Ой, и не говори.
– Сколько же здесь столбов, этак у меня на все не хватит.
– Ладно, тебе ли жаловаться. Куда думаешь теперь податься?
– Собираюсь на границу пойти служить, если пройду медкомиссию.
– Может, лучше сразу за?
– А там видно будет.
– Ты, кстати, слышал, тут конкурс объявили в отряды космонавтов.
– Нет ещё, а где это?
– Здесь рядом, в клубе «Собака вдруг человека» кастинг проводят.
– Ты уже сбегала?
– Завтра собираюсь. Хочешь, побежим вместе?
– Не знаю, в космос меня что-то не тянет, темно там и скучно. Кроме звёзд, ни одной живой души. А мне же общение нужно, – прошмыгнул сквозь прутья железной ограды Шарик и затем галантно помог это сделать Мухе.
На парке не было лица… Он действительно стоял на ремонте. Его причёска взъерошеная рытвинами и канавами, лишний раз напоминала о беспорядке внутри. Людей почти не было, только вороньё кружилось вверху, покашливая. Оно уже вывело птенцов и теперь учило их летать. Шарик с Мухой припарковались рядом, молодые, счастливые: его мужество отливало сиренью, её женственность отсвечивала одуванчиками.
– Шарик, у меня к тебе только один вопрос – что в отношениях, на твой взгляд, является главным?
– Нежность, – перевернулся на спину Шарик и закрыл глаза солнцу.
– Да, – согласилась Муха, погладив себя лапой по пузу, – это, пожалуй, самое важное, больше всего не люблю, когда грубо и сразу в душу. Чёрт! Вот, что я говорила, – начала стряхивать с себя что-то Муха. – Отложила мне прямо на голову, все норовят засрать мой мозг.
«Если бы не его отсутствие», – подумал про себя Шарик и добавил вслух:
– Хорошо, что ты оставила его дома.
– Смешно тебе, – тёрлась об траву пузом Муха.
– Вообще, это считается хорошей приметой.
– Да, но вряд ли ты бы хотел оказаться на моём месте, – все ещё избавлялась от следов чужих эскрементов Муха. – Отомстил бы за даму, – досталось и Шарику за равнодушие.
Шарик лениво встал на лапы и так же лениво кинулся лаять на ворону, которая спустилась с небес, и посмеиваясь, вышагивала рядом. Как только Шарик пересёк воображаемую границу безопасности, она вспорхнула и крикнула ему что-то сверху.
Вскоре парочка забыла об инциденте, продолжая валяться в тени жарких лучей солнца. Не обращая внимания, что кусок природы был на ремонте. Деревья выражали чувства, шелестя листвой. Недалеко от них за решёткой сидел Чернышевский, грустный, с вечным вопросом: «Что делать?». Он ещё не знал, что ему дали пожизненное. Но, несмотря на это, ему крупно повезло – некоторые отбывают срок стоя. Редкие прохожие не обращали на это внимания, как и на Муху с Шариком. Кто-то шёл по своим делам, иные убивали безделье. Шарик наблюдал за молодым человеком, который чудом здесь встретил старого приятеля, изо рта у обоих воняло лестью: они обменялись ею по поводу внешнего вида.
– Какие любезные, – восхищалась Муха.
– Плевал я на любезность. Даже парк пытается меняться, а люди нет, и в жару ходят в масках, – прокомментировал Шарик.
– Успокойся, – жмурилась от удовольствия Муха. – Внешний мир настолько разнообразен, насколько ограничен внутренний.
– Ты за этим в космос собираешься?
– Да, я всё время мысленно общаюсь со звёздами по ночам. Посылаю им сигналы, только отсюда их не достать.
– Зачем тебе звёзды? Они же тупые, у них в голове, кроме света, ничего не осталось. «Как я выгляжу в свете? Как бы мне ещё засветиться?»
– А я бы хотела к ним поближе. Только конкурс, говорят, сложный. По подиуму надо пройтись. Сколько не пробовала, всё на бег перехожу.
– У тебя фигура хорошая, должны взять. Твой-то как, отпустит тебя в космос?
– Ты про Бобика? Прогнала я его, свободная теперь сука. Как он меня достал! Ни денег, ни внимания, собачились постоянно.
– Вот как? А кем он работал?
– В метро стоял с одним хмырём. Точка у них там, частное предприятие «Пятая нога». Может, видел, они с табличками и с вёдрами в зубах на жалость давят.
– Вроде денежное место, метро. Но там тоже конкуренция, каждый со своим отверстием для денег.
– Да, если бы не поезда… Он, как поезд увидит, так и срывается. Издержки воспитания, у него же родители всю жизнь на цепи просидели. Уволили как профнепригодного.
– Тяжело расходились?
– Я до сих пор не знаю, что со мной происходит в этой жизни, я не нахожу себе места.
– Да, место – это важно. Говорил тебе – ищи мужика с квартирой. Так ты теперь одна живёшь?
– С сыном.
– Не скучно?
– Некогда, щенок весь в папашу, тоже всё на приключения тянет.
– А как зовут?
– Ру.
– Хорошее имя для собаки.
– Хорошее, если бы не связался с каким-то ультраправым движением, вот и митингуют у НИИ им. Павлова за свободу условных рефлексов. Боюсь я, как бы его туда не забрали. Может, ты с ним поговоришь, Шарик?
– Посмотрим. Посмотрим что-нибудь вечером?
– Вечером у меня курсы. Я же на английский записалась.
– Зачем тебе английский?
– С инопланетянами общаться.
– Думаешь, они знают этот масонский язык? Лучше научись показывать зубы, сейчас это важнее. Фрейда читала?
– Нет, а кто это?
– Был такой учёный, типа Павлова. Только второй был практиком и всё больше с собачками, а этот – теоретик, и с людьми. Так вот он до того сублимировал человеческое бытие, что свёл его к трём желаниям: секс, еда и сон.
– Умный ты, Шарик, трудно с тобой.
– С умными – трудно, с глупыми – скучно. С кем же ты хочешь быть, женщина?
– С Фрейдом, наверное, хотела бы. Вон как он всё упростил: еда, секс, сон – вот оно, счастье, зачем его усложнять.
– Секса у нас уже не будет, потому что мы теперь друзья, еды нет. Поспим? – логически заключил Шарик.
