— Вы меня знаете, владыко? — изумился Илья.
— Да уж сообщили, что придет на практику… некий… — помрачнел директор. — Трудно ошибиться, м-да… Ну, вытирайте ноги, проходите в келью, однако…
Илья прошел, озираясь. Стены директорских палат были расписаны аллегорическими сюжетами на мотивы Книги — виденьями светлого Леса (где, как известно, все мы будем, если будем хорошо себя вести), Лугов Счастливой Охоты — «глянь, ягель вечно зеленеет».
С потолка свисали вязки сушеных грибов, торчали из-за икон пучки сухих трав.
Директора звали Иван Лукич, и был он Книжник — в подобающих длинных одеждах и в мягких юфтевых калошках с опушкой.
Деликатно поддерживая Илью под локоток, он усадил его на привинченную к полу табуреточку возле заваленного тетрадками и дневниками стола, а сам неспешно опустился в роскошное продавленное кресло с оторванными подлокотниками.
— Значит, на практику к нам? — начал он, ласково улыбаясь и внимательно рассматривая Илью. — Хотите, выходит, на нас попрактиковаться? Та-ак.
Он посуровел, побарабанил пальцами по столу, выудил из-под бумаг пакетик с толченым грибом, забил в ноздрю щепотку серого вещества, втянул, покрутил головой: «Ум-гм». Потом вытер заслезившиеся глаза и внезапно ухмыльнулся и подмигнул Илье:
— А что ж вы, Илья Борисович, уж простите старичка за назойливость, не уползаете к себе подобным? Чего ждете — очередного Яузского погрома? Так он уж вот-вот, близ есть, при дверех… Ох, смотри-ите, кухочка, скоро уже не в городскую управу, а в юденрат придется обращаться!..
Он перегнулся через стол и горячечно зашептал:
— Декрет, слыхали, готовится касательно вашего брата: жить вам теперь позволяется только на чердаках и в подвалах — так-то! Балагур-народ наш уже прозвал этот указ: «В лесах и на горах».
Директор радостно шипел и брызгал слюной:
— Так что скоро наступит Песец вам — поднимется агромадная нога и раздавит шестиглавую гадину!.. Придет великая ОМЕГА и покроет все — считай, читай отходную! В пустых горелочных бочках не отсидитесь!.. А вот тут у нас, Илья Борисович, детские поделки…
Сопровождаемый сипло дышащим директором, Илья подошел к тумбочке в углу и стал тупо рассматривать расставленные изделия из желудей, вышитые подушечки для иголок, выточенные из песцовой кости фигурки — Патриарх на лыжах, Протопоп на Марковне…
Директор ходил рядом по келье и воздыхал, но ничего не сделал, только перебирал четки из песцовых клыков, возведя очи горе, дабы успокоиться. Илья тоже смотрел на потолок — потолок был сильно закопчен и покрыт фресками «Мучения Учителя».
— Я ведь, дорогой мой человек Илья, в педагогике давно, — неожиданно спокойно заговорил директор. — Еще со времен разрушения Второго Храма Христа Спасителя. Ты еще в хедер бегал — засранцем с ранцем, когда я уже в медресе гремел!.. Зубами стучал! Тогда аж чернила в непроливайках замерзали, дидактический материал — глиняные таблички — в руках крошился… А каких только веяний не пережил, не насмотрелся — то метла новая, то собачья голова другая…
Он включил настольную лампу в виде песца, стоящего на задних лапках, и в кабинете стало совсем уютно.
— Да вы садитесь, садитесь, — махнул он Илье, — чать, умаялись юлить за день… Чуда великого тут все равно не случится!
За узким высоким окном медленно падал снег. Директор, расслабленно улыбаясь и почесывая угреватый нос, делился с Ильей опытом. Он, Ван-Лукич, принадлежал к «старой школе», к старым мастерам («Бесстрастие и недеяние. Жизнь, наполненная днями, а не гешефтами»), и все эти суетливые новомодные штучки — линейкой по рукам, коленями на бисер, сосульку за шиворот — он не признавал. Только хорошо вымоченная, выдержанная, мореная, так сказать, хворостина — вот его метода! Благая весть от Лукича! Розга есть розга есть розга…
Иван Лукич достал берестяную тавлинку, потянул, открывая, за ременную алефку, ритуально постукал два раза по крышке («отпрянь, шаромыжник») и, священнодействуя, высыпал трошки серого порошка на бумажку. Потом зарядил ноздрю свежей понюшкой, прослезился, засмеялся и, корча уморительные рожи, с лукавыми ужимками принялся декламировать щирого сковороду Тараса Григорьича:
«Вин жид, и в тим його вина,
Що вбив гвиздь в Божьего Сына».
Илья вежливо слушал, уставясь на стенку, по которой вприпрыжку бежали к Реке счастливые нарисованные обитатели Леса — доброго безопасного Леса, где едят мед и траву и вечный досуг заполнен смехом (потом он рассмотрел подпись под сюжетом — эта была притча про Пятачка, в которого вошли бесы).
— Я, надо вам сказать, не сторонник пресловутых процентных норм, — журчал тем временем директор, копаясь в носу, тщательно там утрамбовывая. — Сидеть, вычислять… С плеча надо, по-нашенски — сегрегация, и никаких гвоздей, просто не понадобятся! Пусть, Илья Борисович, могучие, величавые, плавно несущие свою капусту Щи будут отдельно, а юркие, пронырливые, поналезшие, чтоб им, Тараканищи — отдельно. В щелях, так сказать, обетованных! Традиции, знаете ли, русской национальной гигиены, труды доктора-урапата Дубровина…
Он неожиданно резко направил настольную лампу Илье в лицо и заорал:
— Покажь язык, язык-то — высунь, высунь — желтый, небось, язык, картавый! Ну-ка, скажи быстро народную мудрость: «Жаден жидок до наживы, да жидок на расправу» — а-а, не можешь!..
Ошеломленный Илья чуть не свалился с табуретки.
— Та-ак, значит, не хотишь показывать эту часть тела, — удовлетворенно заявил директор, сжимая подушечку для иголок. — Так и запишем, занесем, всю подноготную — язык обрезанный, речь нечленораздельная. Чего ерзаешь — стигматы на заду? Ох, Тит твою, скользкий ты, как я погляжу, мойшастый, изворотливый… Но на ваши хитрые тухесы у нас есть кое-что с винтом!..
Он полез в стол, достал ветеранский «поплавок» Черной Тыщи и, старательно выпучив налитые глаза — ну чисто урапат! — принялся привинчивать себе на грудь. Закончив это доброе дело, он снова подмигнул Илье и ласково заулыбался:
— Ну, не хотите язык показывать — и не надо! Это я так. Любопытно ж просто — вот, говорят, у вас и смегмы нет, совсем даже не скапливается… А вы к нам, как я догадываюсь, на практику прибыли, ваньку валять? Так, так. Превосходно. Кувырколлегия. Шлют и шлют. Доколе?!. М-да. Ну что ж, выползайте прямо завтра с рассветом на математику в десятый «В», поучите их, хе-хе, различным вычислениям. Циркуль им покажите, угольник, отвес. Классы у нас сильные, дети своеобразные (директор вздрогнул, перекрестился). Урок проведете, внеклассное мероприятие организуете — ну, скажем, поход в Лес — за грибами там, за ягодами… Дерзайте, что поделать!.. Практикант познается на практике.
Илья старательно записал у себя на запястье: «10 «В», утрозавтра», нарисовал бегущего человечка с копьем.
— Сейчас чаек будем пить, — пообещал удивительный директор. — На травках! Пойду самовар поставлю. С ржаными сухариками и монастырскими бубликами. Вот мацы, правда, нет, чего нет, того… Не держим-с! Уж не взыщите!.. Вы ее как, кстати, любите — с кровушкой или хорошо прожаренную?!