Депутат был высокий и красивый мужчина, с легкими, грациозными движениями; он, казалось, принадлежал совсем к другой породе людей, чем Ингмар и его мать, оба некрасивые, с сонными лицами и нескладными фигурами. Но депутат питал большое почтение к старинному роду владельцев Ингмарсгорда и охотно поменялся бы своей прекрасной внешностью с Ингмаром, только чтобы самому быть одним из Ингмарсонов. Он всегда принимал сторону Ингмара, а не дочери, и ему сразу стало легко на сердце, когда он увидел такой радушный прием.
Через некоторое время, когда матушка Мерта принесла кофе, он начал излагать свое дело.
— Я хотел, — начал он и откашлялся, — я хотел сообщить вам, что мы надумали относительно Бритты.
Чашка задрожала в руках матушки Мерты, так что ложка зазвенела о блюдечко. Наступило тяжелое молчание.
— Нам кажется, будет лучше, если она уедет в Америку.
Он опять запнулся. Все молчали. Депутат только вздохнул, глядя на этих неподатливых людей.
— Мы уже купили ей билет.
— Но она, вероятно, перед этим приедет домой? — спросил Ингмар.
— Зачем? Что ей делать дома?
Ингмар снова погрузился в молчание. Он полузакрыл глаза и сидел так неподвижно, что казалось, он спит. Вместо него заговорила матушка Мерта:
— Ей понадобится одежда?
— Все уже приготовлено, ее сундук стоит в лавке Лофберга, у которого мы останавливаемся, когда бываем в городе.
— А мать не приедет повидаться с ней?
— Ей очень хотелось, но я счел, что для них обеих лучше будет не видеться.
— Да, пожалуй, что так.
— Билет и деньги на дорогу лежат у Лофберга; она получит все, что ей необходимо.
— Я считал нужным сообщить об этом Ингмару, чтобы он не думал больше об этой истории, — сказал депутат.
Теперь замолчала матушка Мерта, платок съехал у нее на затылок, она сидела, уставившись в колени.
— Теперь Ингмар может подумать и о новой невесте.
Мать и сын упорно молчали.
— Матушке Мерте нужна помощница в таком большом хозяйстве, и Ингмар должен позаботиться, чтобы у нее была спокойная старость.
Депутат замолчал, он не был уверен, что его слушают.
— Мы с женой постараемся помочь вам в этом, — прибавил он.
А Ингмар сидел молча, и в душе его поднималась огромная радость. Бритта уезжает в Америку, и он может не жениться на ней. Убийца не будет хозяйничать в Ингмарсгорде. Он молчал потому, что находил неприличным сразу показать свою радость. Но теперь надо было сказать что-нибудь.
Депутат тоже замолчал, он знал, что Ингмарсонам надо дать время все обдумать. И наконец мать Ингмара сказала:
— Да, Бритта понесла свое наказание, теперь наш черед.
Старуха хотела этим сказать, что они будут готовы оказать господину депутату любую услугу в благодарность за то, что он развязал им руки. Но Ингмар иначе понял эти слова. Он вздрогнул, словно проснувшись ото сна. «Что сказал бы на это отец? — подумал он. — Если бы я все рассказал ему, что бы он ответил? — „Не думай, что тебе позволено насмехаться над справедливостью Божией, — сказал бы отец. — Не думай, что он оставит безнаказанным, если ты взвалишь на одну Бритту всю ответственность. Если отец отталкивает ее, чтобы сделать тебе приятное и занимать у тебя деньги, то ты-то должен следовать Божьему пути, Ингмар Ингмарсон-младший“.
Мне и впрямь кажется, что отец руководит мной в этом деле, — думал он, — Он, наверное, направил сюда отца Бритты, чтобы показать мне, как дурно взваливать все на нее одну, бедняжку. Он, наверное, увидел, как я хотел в последние дни избавиться от всех этих хлопот».
Ингмар встал, налил коньяку в кофе и поднял чашку:
— Благодарю вас, господин депутат, что вы приехали к нам сегодня, — сказал он и чокнулся с ним.
III
Все утро возился Ингмар с березами у ворот. Он устроил помост, взобрался на него и старался пригнуть друг к другу верхушки деревьев так, чтоб они образовали арку. Но деревья подчинялись ему неохотно, они так и норовили вырваться из рук и снова выпрямлялись, как свечи.
— Что ты там делаешь? — спросила его матушка Мерта.
— Пусть себе они порастут, немножко согнувшись, — отвечал он.
Наступило время обеда. После обеда работники и служанки улеглись во дворе спать. Ингмар Ингмарсон тоже спал, только на широкой кровати в горнице.
Во всем доме не спала только одна хозяйка, она сидела в передней и вязала.
Дверь тихонько отворилась, и в комнату проскользнула старуха с двумя большими корзинами, которые висели у нее на коромысле. Она тихо поздоровалась, опустилась на стул возле стола и, не говоря ни слова, приподняла крышки корзин. В одной были сухари и баранки, а в другой — свежеиспеченные булки. Хозяйка быстро подошла к ней и начала выбирать хлеб. Она была скуповата, но так нелегко было устоять перед вкусной булкой к кофе.
Перебирая хлебы, она разговаривала со старухой, которая, как и все торговки, ходила из дома в дом и, видя многих людей, знала все новости и любила поболтать.
— Вы умная женщина, Кайса, на вас можно положиться, — говорила матушка Мерта.
— О, да, — отвечала Кайса, — если бы я болтала обо всем, что знаю, многим не поздоровилось бы.
— Но иногда вы молчите напрасно, Кайса.
Старуха взглянула на нее и сразу догадалась, о чем думает матушка Мерта.
— Да простит мне Господь, — сказала она, и слезы выступили у нее на глазах. — Я говорила с женой депутата, вместо того чтобы идти прямо к вам.
— Так вы говорили с женой депутата?
В тоне, каким она произнесла эти слова, послышалось бесконечное презрение.
Ингмар Ингмарсон проснулся оттого, что дверь в переднюю тихонько отворилась. В комнату никто не вошел, но дверь осталась открытой. Он не знал, отворилась она случайно или кто-нибудь открыл ее. Но ему лень было подняться, и он спокойно продолжал лежать, прислушиваясь к разговору в соседней комнате.
— Скажите мне, Кайса, откуда вы узнали, что Бритта не любит Ингмара? — спросила мать.
— Ах, да с самого начала болтали, что родители принуждают ее, — уклончиво отвечала торговка.
— Говорите прямо, Кайса, когда я вас спрашиваю, вам нечего вилять, чтобы сказать правду. Мне кажется, я смогу выслушать то, что вы можете мне рассказать.
— Ну, так должна признаться, что каждый раз, заходя в то время в Бергскуг, я заставала ее в слезах. И один раз, когда мы остались с ней одни в кухне, я ей сказала: «Ты нашла себе прекрасного мужа, Бритта!» — Она посмотрела на меня так, словно я смеюсь над ней, и потом сказала: «Да, это правда, он очень хорош собой». — Она сказала это таким тоном, что я сразу представила себе Ингмара Ингмарсона. Правда, ведь он некрасив, но я никогда прежде не думала об этом, потому что очень уважаю всех Ингмарсонов, а тут я не могла удержаться и засмеялась. Бритта взглянула на меня и повторила: «Да, он красив», — а потом она быстро отвернулась, выбежала в другую комнату, и я услышала, как она плачет. Но, уходя, я думала: «Все обойдется, у Ингмарсонов все должно идти хорошо». Я не удивлялась родителям, потому что, если бы у меня была дочь и Ингмар Ингмарсон посватался к ней, я не оставила бы ее в покое, пока она не согласилась бы.
