Ну что, пошли?
Немного бежать — метров семьдесят. Половина из них из «зеленки» простреливается. Коридорчик такой, как в тире. И по коридорчику этому трассеры рехнувшимися светлячками летают, да гранаты от подствольников порхают. А прямо посередке — лужа громадная. По колено жижи глинистой, БТРами перемешанной.
Ничего, прорвемся.
— Третий, четвертый, пятый, чесаните «зеленку», прикройте нас.
— Сделаем, брат.
— Подствольники, огонь!
Четырнадцать щелчков сухих за спиной, четырнадцать разрывов над «зеленкой» зависло. Сотни осколков листву стригут, траву ровняют, живые тела вовсе не бесплотных «духов» в землю вжимают. Два десятка собровцев и бамовцев из автоматов да пулеметов молотят. Только конченый смертник сможет сейчас голову поднять, нас на мушку выловить. Да и он не сумеет: дымно, дружок, огненно!
Кто видел это: по воде, аки посуху? А мы не видели, мы сделали. Интересно, хоть подошвы замочили? Замочили, оказывается. Это спереди все чистые, а сзади до макушек уляпались. И хохочем радостно. Хорошо смеяться за кирпичным сарайчиком.
А теперь — наверх.
— Привет, орлы! Все живы?
— Все, командир, что нам сделается!
И сам вижу, что все. А только вопрос хороший, и отвечать на него весело. Любят на него отвечать. Когда действительно все живы.
Подмогу разгружают, жестянки щелкают.
— А что там в комендатуре, Змей? Мы видели, ребят понесли?
— Посекло ребят. У них да у бамовцев девятерых выбило, четверо тяжелые.
— А наши?
— Бог миловал. Давай показывай, что тут у тебя.
— Из-за трубы они бьют, слева от столба. Сначала из кустов справа работали, причесали мы их. А труба толстая, из-за нее трудно достать.
— Так ты смотри: у них прямо за спиной деревья да кусты высокие. Чесани по веткам, накрой их сверху осколками.
— Понял, сделаем!
Страшная штука — «АГС». Двадцать девять гранат легли шахматкой. Тысячи осколков сплошной полосой сеются. Не зря за этой машинкой адской и охота настоящая идет.
Дум, дум! Это — ерунда, это — подствольники.
Бумм-ба-бах! А вот это уже серьезно. «Муха», однако. И врезали с того бережка. А до бережка ста пятидесяти метров не будет. А если по амбразуре, да из «Шмеля»? Только брызги бурые да шкварки черные от нас останутся.
Бумм-ба-бах! Совсем близко. Наружный слой мешков рвануло, посыпало.
— Все, орлы, пристреляли нас. Берем аппарат, драпаем.
— Все внизу?
— Все.
Только один наверху остался. Яцек-пулеметчик. Мы через коридорчик веселый назад пойдем, а он нас сверху прикрывать будет.
— Пошли!
Ай, нехорошо получилось, нехорошо! На секунду тормознулся посмотреть: все ли пошли дружно, не цапнуло ли кого? Вот теперь сиди на корточках, загорай на краешке этого коридорчика долбаного, в двадцати шагах от угла спасительного, за пеньком от старого тополя, да за железякой какой-то, благослови ее, господи! Лихо они меня подловили. Пульки щелкают — это ерунда, а вот гранатка сзади бахнула — это не есть хорошо. Вторая еще ближе легла — совсем плохо получается. Спинным мозгом чувствую: третью прямо на темечко положат.
— А-а-а!
Волчара, черт отчаянный, вылетел из-за угла, орет что-то, из автомата по кустам полощет. Обалдели «духи», отвлеклись. На долю секунды отвлеклись. Ноги, Змей, ноги! Рви, лети! Вот она — стеночка родненькая, вот он, коридорчик уютненький!
А теперь — вразворот. Теперь Волчка надо доставать. Это он, зверь серый, специально от стаи отбился, чтобы командир последним не шел, без прикрытия. А сейчас торчит за сарайчиком, и Яцек с ним. Долбят «духи» туда из подствольников. Обиделись, наверное: так купили их красиво.
Держитесь, братишки! Сейчас наш черед, сейчас мы вас так прикроем, что небу жарко станет!
— Третий, четвертый! Подствольники!
Кипит «зеленка». Небольшой пятачок: метров пятьсот на восемьсот. А мы в него три сотни «ВОГов» из подствольников да две сотни из «АГСа», да «Шмелей» и «Мух» десятка три. А уж всякого свинца — немерено.
Плохо сейчас в «зеленке». Так плохо, что хохол-наемник выскочить из нее не смог. Проще оказалось сдаться, на посты наши выйти. И приятеля своего раненого к нам вытащить.
Сука подлая! Скажи спасибо, что руки марать не хочется о тварей, что за «гроши» братьев своих единокровных убивают.
А чешутся руки, ох чешутся! И собры орут: «Уберите этих б…й от греха подальше!»
Раненого на носилки, второго — на пинках — в машину. На фильтрационном пункте разберутся. Там народ ласковый.
Хотя падаль такую не сажать надо. Их живьем надо закапывать.
А вот к «духам» нет у нас настоящей злобы. У них своя правда, у нас — своя. Если на центр Грозного посмотреть, да на траншеи кладбищенские, где тысячи женщин и детей вперемежку с мужиками лежат, то можно «духов» понять.
Всякое в этой войне было. Еще месяц назад здесь резня беспощадная кипела. Россияне друг друга убивали. Бред какой-то: ДРУГ — ДРУГА убивал. Кое-кто и до сих пор крови не напился.
А что до нас, то не бились мы в этих развалинах горящих. Не отправляли домой тела друзей, мерзкими надругательствами истерзанных. Свеженькие мы еще. Гуманные. Но многое знаем уже. И людей русских, из своих домов повыброшенных, да девчонок наших, грязным насилием униженных, понаслушались. И траншеи старые, задолго до декабря трупами забитые, да мэрию городскую, еще летом из дудаевских самоходок расстрелянную, видели.
Так что не все просто здесь. И хоть нет у нас ни на кого злобы лютой, настоящей, не надо нас убивать. Опасно это. ОМОН — фирма зубастая. Кусаемся мы. И крови тоже не боимся. Кровь за кровь мы обычно с процентами берем.
Вот и темно уже. Мои отработали. Выстрелов мало осталось. Надо на завтра приберечь. Сидят в комендатуре (мало ли что «духи» удумают) и ржут опять, как жеребцы стоялые. Обсуждают, как под «Шмеля» попали. Очень весело! Хорошо, что на открытом пространстве. Оглоушило троих, контузии схлопотали. Санька, санинструктор наш, метра три кувырком летел. Ну ничего, встал на четыре косточки, башкой помотал — и пополз другим помощь оказывать. У Удава от удара нога как бревно. Сидит, штанину задрал, бухтит что-то сам себе. А дай команду — рванет в бой, как здоровый.
Комендант с оставшимися офицерами да энтузиасты из СОБРа группу сколотили, «Шмелями» да «Мухами» пообвешались. Профессор с Полковником к ним пристроились.
— Пошли!
Закат красивый был, еще кусочек золота по краешку неба завис. Черные тени по нему скользят.
Плохо «духам»-автоматчикам. Они в общагу ПТУ забрались, думали — нас сверху бить ловчее будет.
