— Да не бойтесь! Я пошутил! Господи! Бродяги потянулись назад.
— Конечно, откуда вам знать, что у парня из Чаттахучи на уме?
Бродяги встали.
— На этот раз я пошутил, — сказал Серж. Они сели. — А вы уверены?
Бродяги бросились бежать, нелепо петляя.
— Мужики! Да это шутка! Я думал, кто-нибудь из вас способен уловить иронию!.. — Серж встал и сложил ладони рупором. — Я просто прикалывался! Немного надул вас!.. Или нет? Ха-ха-ха-ха!
Со стороны зарослей в дальнем конце лагеря раздался хруст. На поляну ворвались люди.
— Он здесь! Это он мне угрожал! — кричал водитель «исудзу».
— А-ха! — Серж вскочил и бросился было бежать, но несколько копов быстро уложили его лицом вниз.
Серж повернул голову и выплюнул землю изо рта.
— Предсказываю тебе: скоро ты будешь сидеть охранником в «Данкин донатс»[1].
Высокая рыжеволосая дама-психиатр в очках в тонкой оправе и консервативном сером костюме постукивала карандашом по столу. Она посмотрела на неработающие часы на стене, покрытой пятнадцатью слоями высокопрочного латекса, потом на человека, сидящего напротив.
— Знаешь, молчание тоже о многом говорит, — сказала она. — И обычно не приводит ни к чему хорошему.
Серж в своей бежевой смирительной рубашке покачивался взад-вперед и что-то мурлыкал.
— Полагаю, ты недоволен, что снова попал в Чаттахучи, — продолжила доктор. — Вполне естественно.
Серж замурлыкал громче.
— Держу пари, ты разозлился на весь свет. Поделись своими чувствами со мной.
— Да не злюсь я.
— Нет, злишься.
— В жизни не чувствовал себя счастливее.
— Первый шаг — это признать, что протестуешь.
— Ничего подобного.
— Это протест.
— Вам кажется.
— Вовсе нет. Ты сидишь в смирительной рубашке, вынужден разговаривать с тем, кого открыто ненавидишь. Все заметно по твоим телодвижениям.
— Это из-за покроя одежды. Я просил снять ее с меня.
— Почему ты не признаешься, что злишься?
— Потому что я не злюсь, — ответил Серж. Он посмотрел на дипломы на стене. Алике Дорр. — Что это за написание — «Алике»?
— Мать решила назвать меня через «и», чтобы имя звучало женственнее, но эффект оказался противоположным. Я постоянно получаю кучу разной макулатуры из мужских журналов.
— Это вас раздражает? — спросил Серж.
— Интересно, — сказала доктор и начала что-то записывать.
— Вы не могли бы перестать?
— Если признаешь, что твои настоящие чувства…
— Послушайте, я представляю, что с вашей точки зрения мое положение не особенно радужное. Но я принадлежу к тому типу людей, которые видят стакан наполовину полным, а не пустым. Мне отпущена определенная доля здоровья, существует немало книг, которые я все еще хочу прочитать. Я ничего не могу поделать с тем, что от природы у меня хороший, положительный заряд. Даже находясь в бездействии, я исключительно бодр и жизнерадостен.
— Ты лжешь самому себе.
— Клянусь Богом, я говорю чистую правду. Так устроен мой разум. Каждую секунду, пока я еще жив, меня будто шарахает молнией: «Твою мать! Я все еще дышу! Великий день!» А в вашей книге написано, что именно это — проявление болезни?
— Нет, больным тебя делает клиническая жестокость.
— Я уже объяснял. Некоторые люди просто не подчиняются правилам, неуважительно относятся к социальным обязательствам.
— Поэтому их нужно избивать?
Серж ухмыльнулся.
— Но в такие моменты я чувствую себя счастливым. Доктор еще что-то записала.
— А что, лучше, если бы я злился, когда бью их? Вы бы отпустили меня раньше?
— А как насчет того, чтобы вообще не применять насилия?
— О, конечно, это вариант!
Некоторое время она продолжала делать записи, потом подняла глаза.
— Ты кого-нибудь убивал?
— Мое дело — знать, ваше — выяснить.
— Скрытность может сработать против тебя. Продлить пребывание здесь.
— Ничего, справлюсь.
— Почему ты отказываешься пойти на контакт?
— Потому что в прошлый раз я вам поверил и открылся. И, к своему удивлению, узнал, что выписка задерживается на неопределенное время, а вы тут же принялись колоть мне всякую дрянь, от которой мозги растеклись, как медовые соты. Почему-то возникло ощущение, будто я оказался в Испании.
— У тебя химический дисбаланс.
— Просто я самолюбив.
— Тебе не за что винить себя.
— А я и не виню.
— Болезнь вызвана наследственными факторами. У твоего деда было то же самое, долгая история диссоциативного поведения. У меня здесь его документы…
— Давайте вернемся к нашему делу.
— Тебе не нравится говорить о деде, что ли? Серж отвел взгляд и присвистнул.
— Наверное, потому что он покончил с собой?
— Он не совершал самоубийства!
— Опять ты злишься.
— «Солнце светит мне… в пасмурный день…»
— А что, если он умер в результате несчастного случая?
— Ничего подобного. Его убили. И в один прекрасный день я узнаю, чьих это рук дело.
— Следовательно, ты так и копишь в себе ненависть? И планируешь выплеснуть ее на человека, которого заподозришь в убийстве…
— Я не стану посылать бомбы в посылке «Конфеты-почтой», если вы это имеете в виду.
Доктор снова опустила глаза на коричневую папку.
— Во время нашей последней встречи ты сказал, что смерть деда как-то связана с пропавшими драгоценными камнями?
— Не могу утверждать, что знаю наверняка. Но когда-нибудь докопаюсь до правды. Если только удастся напасть на след бриллиантов, уверен, он приведет меня к убийце. Я решил: как только выберусь отсюда, создам комиссию из самых авторитетных экспертов и начну далеко идущее расследование. Естественно, я буду единственным членом комиссии. Ненавижу шумные компании.
— Кое-что из дела твоего деда: навязчивая идея, связанная с поддельными драгоценными камнями. Очень любопытно — такая же мания.
— Вы никогда не слышали об ограблении Музея естественной истории в 1964 году? Мэрфи-Серфер и «Звезда Индии»?
Психиатр покачала головой, не отрываясь от конспектирования чего-то важного.
