Но тогдашний накал начал спадать, поблекнув до смутного ощущения страха. Теперь уже не так важно, что случится с Ричардом Никсоном, когда волки наконец выбьют его дверь. Он так долго просидел в своем бункере, что даже его друзья занервничают, если он попробует подняться. В настоящий момент просить от него можно лишь подобия сдержанности, пока не найдется способ тактично от него избавиться.
Перспектива не слишком радостная для мистера Никсона или кого-либо другого, но с ней было бы чертовски проще смириться, если бы мы могли увидеть хотя бы проблеск света в конце вонючего туннеля этого года, – лишь молочники и бешеные псы станут утверждать, что пережили его без серьезного ущерба для мозга.
Но, может, дело только во мне. За окном десять ниже нуля, И снег валит вот уже два дня. Солнце, очевидно, затянуло в орбиту за комету Когоутека. Неужели это Новый год? Достигали ли мы нижней черты? Или просто началась Эра страха?
ДЕРБИ В КЕНТУККИ УПАДОЧНО – ПОРОЧНО
С трапа самолета я спустился около полуночи, и никто не заговорил со мной, пока я шел по темной взлетно-посадочной полосе к залу прибытия. Было жарко и душно, как в парильне. Внутри люди обнимались и жали друг другу руки… широкие улыбки и возгласы тут и там: «Ах ты старый хрен! Как же я рад тебя видеть! Чертовски рад… ей-ей!»
В кондиционированном вестибюле я наткнулся на мужика, который сказал, мол, зовут его так-то и так-то – «но меня просто Джимбо» – и он тут, чтобы потусоваться. «Господи, я ко всему готов! Решительно ко всему. Ага, ты что будешь?» Я заказал «Маргариту» со льдом, но он и слушать не пожелал:
– Не, нет… Разве такое пьют на Кентуккийском дерби? Да что на тебя нашло, парень? – Ухмыльнувшись, он подмигнул – Надо просветить мальчонку, черт побери. Налей ему приличного виски…
Я пожал плечами.
– Ладо, двойной «Олд фитц» со льдом.
– Джимбо одобрительно кивнул.
– Слушай. – Он взял меня за локоть, чтобы я не отвлекался. – Я всех на дерби знаю, сам каждый год тут как тут, и, позволь сказать, одно я просек: в таком городе нельзя показаться педиком. Во всяком случае, на публике. Ха, да они тут же тебя обломают, врежут по голове и оберут до последнего пенни.
Поблагодарив, я вставил «Мальборо» в мундштук.
– Слушай, – сказал он,- а ведь ты, похоже, лошадьми занимаешься. Я прав?
– Нет. Я фотограф.
– Вот как? – Он с новым интересом оглядел мою потертую кожаную сумку. – Так они у тебя там? Фотоаппараты? На кого работаешь?
– На Playboy. Он рассмеялся.
– Иди ты! И что собираешься снимать? Голых лошаденок? Га-га-га. Думаю, тебе чертовски придется попотеть, когда побегут «Кентукки Оукс». В забеге одни кобылки. – Он хохотал во все горло. – Вот уж точно! Да еще голенькие!
Я покачал головой и промолчал, только с секунду смотрел на него, делая мрачное лицо.
– Будет заварушка, – сказал я. – Меня послали снимать беспорядки.
– Какие еще беспорядки?
Я помедлил, позвякивая льдом в стакане.
– На скачках. В день дерби. «Черные пантеры». – Я снова посмотрел на него в упор. – Ты что, газет не читаешь?
Усмешка сползла с его лица.
– О чем ты, приятель?
– Ну… может, не стоит тебе рассказывать… – я пожал плечами. – Но, черт, остальные-то как будто знают. Копы и национальная гвардия уже полтора месяца под ружьем. В Форт-Ноксе двадцать тысяч человек в боевой готовности. Нас, ну, журналистов и фотографов, предупредили, чтоб запаслись шлемами и спецжилетами вроде летных. Нам сказали, будет стрельба.
– Нет! – возопил он. Его руки взметнулись и на мгновение зависли между нами, словно отметая услышанное. Потом он бухнул кулаком о стойку. – Сволочи! Господи всемогущий! На Кентуккийском дерби! – Он все тряс и тряс головой. – Нет! |Иисусе! В такую дрянь даже не верится! – Тут он словно бы обмяк на табурете, потом поднял на меня затуманенный взгляд. – Почему? Почему тут-то? Они что, ничего не уважают? Я опять пожал плечами.
– И не одни только «пантеры». В ФБР говорят, белые фрики со всей страны автобусами съезжаются, – чтобы смеяться с толпой и напасть разом, со всех сторон. Они будут одеты как обычные зрители. Ну, знаешь, пиджаки, галстуки и все такое. Но когда запахнет жареным… Ну, вот почему копы так беспокоятся.
С минуту он сидел, обиженный и растерянный, не в силах вварить ужасную новость, потом воскликнул:
– Господи Иисусе, да что же, скажите на милость, творится в этой стране? Где от этого укрыться?
– Только не тут, – отозвался я, подбирая сумку. – Спасибо за выпивку. Удачи.
Он,схватил меня за руку, уговаривая выпить еще по одной, но я ответил, что мне давно пора в пресс-клуб, и умчался готовиться к ужасному спектаклю. С газетной стойки в аэропорту я прихватил Courier-Journal и теперь проглядывал заголовки на первой странице: «Никсон отправляет солдат в Камбоджу нажать красным», «Атака бомбардировщиков В-52», «Двухтысячный контингент продвинулся на двадцать миль», «4000 солдат США размещены вокруг Йельского университета, напряжение из-за протеста „пантер“ нарастает». Внизу первой полосы была фотография Дианы Крамп, которой предстояло стать первой женщиной-жокеем, участвующей в Кентуккийском дерби. Фотограф снял ее, когда она «заглянула в конюшню приласкать своего коня Фантома». Остальные страницы были заполнены безрадостными военными новостями и завитками о «студенческих волнениях». Никаких упоминаний о неприятностях, зреющих в одном университете штата Огайо, в Кент-стейт.
Я подошел к конторке «Херц» забрать машину, но луноликий юный нахал за стойкой заявил, мол, ни одной свободной нет.
– Нигде не сумеете арендовать, – заверил он меня. – На время дерби мы бронируем за полтора месяца.
Я объяснил, мол, мой агент получил подтверждение, что как раз сегодня меня будет ждать белый «крайслер» с откидным верхом, но служащий покачал головой.
– Может, откажется кто-нибудь. Вы где остановились? Я пожал плечами.
– Где техасцы остановились. Я хочу быть со своими. Он вздохнул.
– Вы в беде, дружище. Город забит под завязку. На дерби всегда так:
Наклонившись к нему через стойку, я сказал полушепотом:
– Слушайте, я из Playboy. Хотите получить работу? Он тут же сдал назад.
– Что? Да ладно вам. Какую еще работу?
– Неважно. Вы только что упустили свой шанс. Подхватив со стойки сумку, я отправился на поиски такси.
Сумка в таком деле – ценный реквизит. На моей – уйма багажных наклеек: Сан-Франциско, Лос-Анджелес, Нью-Йорк, Лима, Рим, Бангкок и все такое, а еще бросающийся в глаза, запаянный в пластик бэдж официального вида, на котором значится «Рlayboy». Я купил его у одного сутенера в Вейле, штат Колорадо, который объяснил, как им лучше пользоваться.
