Энн Пирпонт нежно обняла плачущую девушку за плечи. Хотя этим она просто выразила свое сочувствие подруге, ее прикосновение напомнило Присцилле о данном самой себе обещании.
— Спасибо, — сдержанно поблагодарила она. — Я в порядке.
Досадуя на себя за слабость, она принялась вновь возводить разрушенную плотину. В тот день, стоя на холме и глядя на Кембридж, она решила запереть свое сердце на замок. Отныне ей не смогут причинить боль, потому что она не позволит себе ни к кому привязаться. Она будет жить одна. Она докажет всем, чего она стоит. Она не желает подлаживаться к другим. Она будет много учиться и сколотит огромное состояние. Люди благоговеют перед богатством, и, возможно, ее деньги заставят их примириться с тем, что она женщина.
Глава 2
Его разбудил щелчок дверной ручки. Он поднял тяжелые, опухшие веки и, пытаясь найти пятно света, на котором можно было бы остановить взгляд, обвел воспаленными глазами комнату, погруженную в кромешную тьму.
Входная дверь скрипнула — это был едва различимый жалобный, звук, так обычно скрипит дверь, когда кто-то хочет проникнуть в дом тайком. Потом все стихло.
Филип Морган попытался стряхнуть с себя остатки сна и потер глаза. Несколько секунд по пробуждении он никак не мог сообразить, где находится. Мало-помалу в темноте начали проступать отдельные предметы. Молодой человек окончательно пришел в себя. Ну конечно — это отцовский кабинет. Он уснул, сидя за столом в жестком деревянном кресле. Из-за неудобной позы сильно ныли спина и руки.
Входная дверь вновь заскрипела. Филип лихорадочно метнулся глазами по комнате в поисках оружия. До него долетел еще один тихий звук — кто-то осторожно открыл дверную защелку. В глубоком безмолвии ночного дома этот звук прозвучал пугающе отчетливо.
Молодой человек затаил дыхание и напряг слух, не сомневаясь, что вот-вот под чьими-то воровскими шагами заскрипят половицы. Тишина. «Оружие, мне нужно оружие!» — мысленно воскликнул Филип и вновь тщетно поискал взором мушкет. Почти в то же мгновение прямо перед домом раздался нетерпеливый крик:
— Давай быстрей!
Филип крадучись подошел к окну и, вытянув шею, осторожно выглянул во двор. Полная луна лила ровный серебристый свет на аллею и центральный двор. В следующий момент из дома кто-то выбежал. Филип заметил, что в правой руке бегущий сжимал мушкет, а на его поясе ритмично покачивалась пороховница.
Джаред!
Он узнал брата мгновенно — по ловким, раскованным движениям. Этой пружинистой, легкой походке Филип втайне завидовал всю жизнь. И хотя Филип никогда не сомневался в своем умственном превосходстве, он не мог не признать, что уступает Джареду в силе и проворстве.
«Хотел бы я знать, куда это он собрался?» — подумал Филип и мысленно пообещал себе утром поговорить с отцом о ночных похождениях брата. И тут сознание молодого человека сделало резкий поворот, и Филипа словно обожгло: он с ужасом вспомнил, что отец мертв. Вот почему он сидит в его кабинете. Теперь он — глава семьи. И за брата отвечает тоже он. Филип видел, что Джаред направился к рощице у реки. «Я должен пойти за ним и привести домой», — сказал он сам себе и вновь взглянул в окно.
Как раз в ту минуту, как он выглянул на улицу, от деревьев отделились две темные фигуры — высокая и низенькая. При виде этих черных силуэтов Филип вспомнил, как в другом месте и в другое время из-под деревьев вышли два человека.
Внезапно на него тяжелой волной накатило удушье. Он стал дышать все чаще и чаще, широко открывая рот и жадно глотая воздух. Потом его начал бить кашель. Согнувшись пополам, он судорожно ухватился рукой за подоконник. Припадкам удушья он был подвержен с детства, но впервые приступ оказался столь жестоким. В тот день, когда погиб отец, Филипа тоже подкосил острый приступ астмы. В последнее время болезнь давала о себе знать все чаще, приступы становились раз от раза сильнее, и порой молодому человеку казалось, что они рано или поздно загонят его в гроб. И хотя Филип не желал признаваться себе в этом, иногда он бессознательно призывал смерть, надеясь, что она принесет ему долгожданное облегчение.
Мало-помалу приступ стал ослабевать, и Филип ощупью — вдоль книжного шкафа — пробрался к столу. Бледный и измученный, он упал в кресло. Но и здесь удушье настигло молодого человека, и он закашлялся так сильно, что все его тело свела судорога. Прошло несколько мучительных мгновений, прежде чем Филип сумел отдышаться. В изнеможении он откинулся на спинку кресла, безжизненно уронив руки на подлокотники; по его лицу ручьями бежал пот.
Филип долго сидел без движения и думал о Джареде. «Я должен пойти за ним и привести его домой». Но он был очень слаб и чувствовал себя таким утомленным и разбитым. Ему придется подождать, пока младший брат вернется. Ничего, он поговорит с ним утром.
И вновь в его раздумья вторглись две зловещие темные фигуры. Он попытался выбросить их из памяти, но это было так же трудно, как и справиться с удушьем. Филипу остро вспомнился тот день, когда погиб отец, и по его лицу вместе со струйками пота побежали слезы.
Поездка в Бостон обещала быть самой обычной. Бенджамин Морган собирался заглянуть в банк и выяснить там что-то насчет ценных бумаг. Филип, хотя и был старшим из детей, мало вникал в то, куда вложены деньги семьи. Дела вел отец и, как начал догадываться Филип, действовал при этом не всегда разумно и своевременно. Бенджамин Морган был ученым, а не коммерсантом. Он занимался денежными вопросами по мере необходимости, без всякого интереса. И отец, и сын предпочитали счетным книгам тома античных авторов. Судя по тому, что Бенджамин решил отправиться в Бостон, дело, касающееся вкладов, и впрямь не терпело отлагательств. Он взял с собой Филипа, надеясь найти в его лице приятного собеседника; заодно он намеревался ввести сына в курс дел.
До Бостона они должны были добираться не на пароме, который ходил из Чарлстона, а по суше. Дело в том, что Бенджамин Морган не любил воду. Точнее — избегал морских и речных путешествий. Причина его нескрываемого отвращения к воде оставалась для Филипа тайной. В каком-то отношении он уважал отца за эту слабость еще больше.
Рано утром отец и сын выехали верхом из мирно спящего Кембриджа. Они благополучно перебрались по мосту через реку Чарлз и повернули на юг; по истечении некоторого времени путешественники миновали деревушку Мадди-Ривер, что на пути в Роксбери. Едва это местечко осталось позади, Бенджамин Морган, вздумавший было о чем-то поболтать с сыном, обернулся к нему с улыбкой; почти в то же самое мгновение его пронзила стрела.
Стрела была пущена из леса, тянущегося вдоль дороги. Она попала Бенджамину прямо в спину. Глаза мужчины широко распахнулись от боли и удивления. Спустя секунду грянул выстрел мушкета — тело Моргана-старшего дернулось, и он с глухим стуком рухнул на грунтовую дорогу.
Ошеломленный выстрелом и внезапностью нападения, Филип соскочил с лошади. Он понимал: первым делом надо разобраться со злоумышленниками. Из оружия они с отцом имели при себе только мушкет, который был приторочен ремнем к отцовскому седлу. По счастью, лошадь отца не убежала. Она стояла на месте, недоуменно глядя на своего раненого хозяина и не обращая внимания на опасность. Филип, боясь получить порцию свинца в лоб, поспешил спрятаться за нее. Когда он схватился за приклад мушкета, отец застонал. В этот момент из леса вышли двое.
