— Утренние газеты, сэр. Я отметил одну-две заметки, на которые вам стоит взглянуть.
— Спасибо, Чарлз, — ответил Сол, не отрывая взгляда от окна.
Чарлз кашлянул. Сол повернул к нему голову.
— В чем дело?
— Озера замерзают, так пишут в «Таймс».
— Озера? Какие озера? О чем вы? О Канаде? О Соединенных Штатах?
— Ваше озеро, сэр. Я полагал, вам будет интересно.
— Мое озеро?
— В Уэстморленде.
— Я просмотрю газеты через минуту.
— Вот эти письма также требуют вашего внимания.
— Оставьте их на столе.
— Будут еще какие-нибудь распоряжения?
— Нет-нет… А что?
— Если я не понадоблюсь вам некоторое время, то схожу на Даунинг-стрит[9]и заберу письма из секретариата кабинета министров.
— Разве они не могут послать курьера?.. О… хорошо, отлично.
Сол подождал, пока дверь за секретарем закрылась, и ринулся к своему столу, схватив газету. Проигнорировав беспорядки в Турции (проклятие, в этой Турции всегда беспорядки!), тревожные новости с Дальнего Востока и напряженную обстановку в Испании, Чарлз, этот наглый молодой осел, отогнул газету на той странице, где была помещена сделанная с воздуха фотография заснеженных гор, возвышающихся над — о, такой знакомой! — гладью воды, сверкающей в ледяном великолепии.
Сол прочитал заголовок и текст, сопровождающий фото. Потом швырнул газету на стол и, скрестив на груди руки, вернулся к окну. У него возникло странное чувство, что в нем сосуществуют два человека. Один — в официальном черном пиджаке и серых полосатых брюках, с бледным лицом и аккуратно приглаженными волосами государственного мужа. Другой пребывал за три сотни миль отсюда — этот был в твидовом костюме[10], коричневых ботинках и на коньках, волосы растрепаны ветром, щеки горят на холоде.
Он протянул руку к телефону и снял трубку:
— Будьте добры, соедините меня с миссис Ричардсон.
Через минуту телефон пронзительно зазвонил.
— Джейн? Я отменяю рождественскую поездку в избирательный округ. Мы отправляемся на север. Позвони маме и скажи, что мы приезжаем. После выходных, я полагаю. На машине. Поручаю все приготовления тебе.
Сол положил трубку на рычаг, пересек комнату, снял с вешалки пальто, надел, обмотал вокруг шеи мрачный темный шарф и со шляпой-котелком в руке вышел из комнаты.
— Я вернусь… о… примерно к четырем, — произнес он, минуя женщину с похожим на каравай лицом, заседающую за огромных размеров пишущей машинкой. — Велите Чарлзу заняться теми бумагами. Нет, со мной нельзя будет связаться.
Сол шагнул в коридор и двинулся в сторону лифтов. Он не хотел покидать Лондон, не повидавшись с Мэвис.
Глава третья
Лондон, Найтсбридж[11]
Длинные гудки в телефонной трубке тянулись бесконечно. Джейн Ричардсон воспринимала происходящее на другом конце провода так же явственно, как если бы находилась там сама. Как пронзительно звенят телефоны в «Уинкрэге», настойчиво рассыпая свои тревожные трели по всему дому: в большом холле, в буфетной у Роукби, в кабинете Генри, в гардеробной у Каролин.
Наконец на середине звонка трубку сняли, и Джейн услышала резкий, неприятный голос с французским акцентом:
— Алло?!
— Кто это? — раздраженно спросила Джейн.
— Липп.
— Липп… Мне следовало бы догадаться… Почему вы отвечаете на звонки?
— Потому что большее некому. Это миссис Сол?
Как же она ненавидела, когда ее называли миссис Сол!
— Липп, после стольких лет службы вам, безусловно, известно… Когда отвечаете на звонок — если уж вынуждены это делать, — соблаговолите называть сначала номер, а не просто говорить «алло». Это бессмысленно. Человека могут ошибочно соединить с кем угодно. Я не понимаю также, почему вы должны снимать трубку. Где Роукби? Вам положено знать. — Конечно же, Липп знает, она всегда знает, кто где находится.
— Роукби помогает сэру Генри с генератором.
— О, право же! Это весьма прискорбно.
«Господи, почему человек такого возраста и общественного положения, который вдобавок держит полный штат прислуги, обязан лично заниматься генератором?» — с досадой думала Джейн. Это выше ее понимания.
— Пожалуйста, пойдите и сообщите леди Ричардсон, что я хотела бы с ней поговорить.
Последовал глухой звук — Липп опустила трубку на стол. Джейн услышала удаляющееся цокание каблуков: горничная ее свекрови поднималась по ступенькам. Видимо, она оставила трубку слишком близко к краю стола, потому что послышались шорох и глухой стук, а затем несколько повторных громких ударов. Трубка явно болталась на шнуре, ударяясь о ножку стола. Вскоре в ней послышались противный хруст, новые стуки и удары, и Джейн услышала голос Каролин:
— Джейн?
— Мне здесь положить трубку, миледи? — вклинился голос Липп.
— Да! — одновременно воскликнули Джейн и Каролин.
Бамц!
— Эта ужасная женщина! — сквозь зубы пробормотала Джейн.
— Ты что-то сказала? Ничего? Я отчетливо слышала, как ты что-то произнесла. Впрочем, не важно. Как себя чувствует Сол?
— Прекрасно. Он хочет, чтобы мы приехали в «Уинкрэг» на Рождество.
Из трубки донеслись холодные, твердые, как кристалл, интонации Каролин. Столь ясные и отчетливые, несмотря на расстояние, будто она стояла перед ней собственной персоной. Голос Каролин всегда так звучал по телефону.
— Я вас ожидала. Когда вы прибудете?
— Сол пока не решил. Он намерен ехать на машине, так что захочет выбраться из Лондона заблаговременно, пока не начались рождественские дни. Наследующей неделе я дам вам знать. Полагаю, на этой неделе приезжает на каникулы Утрата? А кто еще будет?
— Эдвин хочет убедить Аликс приехать.
— Аликс! Господи помилуй, после такого перерыва? Вы получали от нее какие-то известия?
— Я получала известия о ней, чего было вполне достаточно. Впечатление, что она попала в неподходящую компанию.
— Аликс достаточно взрослая, Каролин, чтобы самой решать, какая компания для нее подходящая, а какая нет. Она уже не ребенок. Если вы станете наседать на нее, как только она ступит на порог «Уинкрэга», то может получиться, что она сразу повернется и уедет. Я бы на ее месте так и сделала.
