Шакун по–прежнему клала на лоб Тейджи холодные влажные полотенца; девочка страшно устала, что уж говорить о роженице. Если для того, чтобы родить ребенка, необходимо пройти через такие муки, Шакун согласна дать обет безбрачия, стать жрицей Моко и дожидаться предсказанного пророками прихода магического короля–воителя.
…Ваамп! Шайю обнажила свои страшные зубы, о которые скрежетала цепь с прикрепленным к ней крючком. Громадная рыба в бешенстве металась по водной поверхности, вперив свои холодные черные глаза, в которых застыла смерть, в визжащего от ужаса Вангу.
Ужас насквозь пронизал все существо несчастного рыбака, но, собрав все силы, — йеех! — Вангу вонзил железный клык багра в тело чудовища, острие крюка проткнуло жесткую кожу акулы и глубоко вошло в ее тело.
Шайю пыталась освободиться, и Вангу едва успел выхватить багор, когда чудовище забилось в конвульсиях, таща лодку по мелководью на отвесную скалу, стоящую вблизи западной оконечности острова Шабинг, как будто намереваясь с разгону ударить полузатопленное суденышко о камни и совершить тем самым сокрушительный и суровый акт возмездия. Вновь и вновь акула бросалась в неистовые атаки, и вновь и вновь Вангу, заходясь в крике ужаса, вонзал свой багор в тело морского чудовища. И вот сейчас шайю в очередной раз развернулась всем телом, готовясь к следующей атаке.
Совершая очередной маневр, акула ринулась от лодки, и Вангу буквально в последний момент изловчился выдернуть багор из ее тела и накрепко впиться пальцами в древко, потому что, кроме багра и потрепанной в сражении с чудовищем лодки, ничто не отделяло его от смерти.
— Меня называют Настойчивым! — громко закричал Вангу, и его голос уже не дрожал от отчаяния и страха. — Меня называют Настойчивым… Настойчивым из рода Сюн!
Водная поверхность снова вздыбилась, лодку затрясло на набежавших волнах; шайю снова ринулась вперед. Впившись обеими руками в древко багра, Вангу вновь приготовился к отражению атаки.
…Вместе с последним лучом солнца, скатившегося за горизонт, из груди Тейджи вырвался последний стон, похожий на шепот, — настолько слаб был ее голос… Ее челюсти сомкнулись с такой силой, что она перекусила палочку, которую сжимала в зубах. Тело Тейджи обмякло, жизнь уходила из него. Сердце Шакун лихорадочно забилось, когда старая Тал, наклонясь, приложила ухо к груди Тейджи и прислушалась. Старуха приподнялась и произнесла:
— Несите бронзовый нож. Тейджи мертва. Может быть, нам удастся спасти ребенка.
Шакун в ужасе отвернулась, увидев, как Тал взяла нож и сделала разрез почти через весь живот Тейджи; хлынувшая из разреза кровь залила все вокруг.
Стоя на отмели и орудуя багром как рычагом, Вангу старался перекатить мертвую акулу на более мелкое место, заливаясь при этом истерическим хохотом. Морское чудовище было не менее семнадцати футов в длину и весило никак не меньше полутора тонн. Тело акулы находилось в воде, благодаря чему было не таким тяжелым, так что пока Вангу должен был заботиться о том, как перемещать такой объем, а о том, как перемещать такую тяжесть, ему еще предстояло подумать. Как бы то ни было, солнце садилось, и Вангу надо было сохранить все, что возможно, пока не наступит ночь и другие акулы, привлеченные запахом крови, не окажутся здесь. Туша акулы на три четверти выступала из воды, бечевка, торчащая из ее пасти, была привязана к скале. Вашу взял нож и, ворча под нос проклятия, принялся резать толстую кожу на акульем брюхе, добираясь до внутренностей. Затем он по локти засунул руки внутрь шайю, чтобы извлечь ценные органы, и его пальцы неожиданно нащупали что–то, чего не должно быть в акульем брюхе. Твердое, гладкое, сферической… а может, яйцевидной формы. Не торопясь, он извлек находку на свет и поднес ее к глазам — вааах! — это был горный хрусталь или, возможно, другой драгоценный камень. Нет! Это был нефрит! А может, это был?..
…Они вынули ребенка из вспоротого живота матери, и сразу же пронзительный крик раздался под пологом родильной юрты. Шакун велели обтереть новорожденного мальчика, а старая Тал рылась тем временем в своей сумке, ища нить для того, чтобы перетянуть пуповину, перед тем как перерезать ее. Когда Шакун обтерла ребенка, она увидела темную отметину, обвивающую его шейку и затылок.
Держа нить в руке, Тал отложила в сторону сумку и тоже посмотрела на отметину.
— Несите железный родильный нож, — сказала старуха ледяным голосом, сделав беспристрастно–равнодушное лицо, — на этом ребенке проклятие.
— Но это всего лишь младенец, — запротестовала Шакун.
— Какая разница, — прошипела Тал, зажав в руке нож, — рожденный в боли, смерти и крови, он убил свою мать, на нем отметина; он должен быть умерщвлен, ему надо перерезать горло, иначе племя будет опозорено.
Со слезами на глазах Шакун повернула плачущего ребенка на спину… и вскрикнула от удивления — отметина заканчивалась на лобике ребенка.
— Йонг! — закричала Шакун. — Это знак Йонга!
На лобике ребенка был четкий профиль морды Йонга — дракона, — его извилистое тело опоясывало головку, а хвост обвивал шейку малыша.
Все повитухи с воплями рухнули на пол, преисполненные благоговейного страха: Масула Йонгза Ванг — магический король–воитель — пришел наконец в мир.
…Глаза Вангу сузились от изумления — на его ладонях лежал немного сплюснутый полупрозрачный камень сферической формы, похожий на нефрит, без всякого изъяна, бледно–зеленый и вместе с тем яркий. Камень был примерно шести дюймов длиной и четырех дюймов в поперечнике; казалось, что он излучает какое–то едва заметное свечение. Вангу подставил камень неярким лучам закатного солнца — малиновый свет, упавший на кристалл, отразился сиянием, напоминающим по цвету пятна запекшейся крови.
…Ребенка из родильной палатки перенесли в центр стойбища — этой чести удостоилась Шакун. А почему бы и нет, ведь это именно она увидела знак на голове младенца. Она торжественно прошествовала к главному костру, все повивальные бабки во главе с Тал с почтением следовали за ней. Когда Шакун приблизилась к мужчинам, сидевшим вокруг огня, она смело прошла через их круг и громко, так чтобы слышали все, объявила:
— Его будут называть Кутсен Йонг, — и подняла младенца, чтобы все увидели и ребенка, и метку, ясно проступающую на его головке, — Могучий Дракон.
С почтительными возгласами все мужчины распростерлись на земле, поскольку столь долго ожидаемый магический король–воитель выбрал именно это племя для того, чтобы начать среди них свою земную жизнь.
Старуха Тал вышла вперед и сказала:
— Тейджи умерла, а ребенку нужно молоко.
— Молоко кобылицы? — спросил все еще стоящий на коленях вождь племени Холаи Чанг.
Старая женщина метнула на него суровый взгляд:
— Это же Масула Йонгза Ванг, приход которого давно был предсказан. Он тот, кому поклоняются драконы. Ему не нужно сейчас ничего, кроме женской груди, наполненной молоком.
