Видение было настолько ярким, что Жослен нисколько не удивился, узрев Хосе на самом деле крутящим ус. Своих чувств рыцарь не скрывал, и, когда раздражался, усам доставалось прежестоко.
— Я явился, мессир, по вашему повелению.
— Являются бесы пустынникам. Садись, Хосе.
Остальные рыцари не заставили себя ждать. Румиец Алексей узнал, что «прибывает лишь караван в Халеб». Канонику досталось за его «поспешил на зов»: на зов, как оказалось, поспешает паж к потаскушке. Выволочку получили все, кроме старого Летольда. Его побаивался даже сам граф Кутерьма.
Самое обидное, что единой формы обращения к сюзерену не существовало. Когда требовалось, к Жослену можно было и являться, и прибывать, и спешить на зов. Граф прощал всё. Но только не сейчас: восемь месяцев обетов сделали свое дело. Трезвость и постоянный зуд под мышками превратили графа Кутерьму в сущего дьявола.
— Угощайтесь, сиры рыцари. Приступайте к трапезе, — предложил Жослен. — Прощения прошу за скудость яств. Пост, знаете ли.
Крестоносцы кисло переглянулись. Капеллан Бернард с надеждой заглянул в кувшин и принялся молиться. Увы, превращать воду в вино умел только Христос. Жослен подтянул к себе миску с похлебкой и жизнерадостно заработал ложкой.
— Господа, — спросил он, отирая с губ гороховые «усы», — у кого-нибудь найдется лишних двенадцать тысяч безантов?
Рыцари в замешательстве переглянулись.
— Я не горд, приму сарацинскими, — продолжал граф. — Это выйдет, — он вскинул глаза к темнеющему небу, — двадцать тысяч динаров. На худой конец, можно чеками, не страшно. Клянусь святым копьем, я получу свое даже у курдов. Что молчим, господа?
Военачальники знали: ответа не требуется. Жослен вытащил клочок грязного пергамента, потряс в воздухе:
— Кончились, ребятки, наши посиделки в этой дырище. Завтра в поход.
— На Халеб? — поинтересовался сир Летольд.
Граф посмотрел на него с уважением. Барон Летольд, старая гвардия, мало задумывался о препятствиях. О том, например, что в Халебе прорва магометанских войск. О том, что их неполную тысячу размечут, как пух из драной перины. Вот кому бы обеты принимать! Не пить, не мыться, мясного не есть… Глядишь, Летольд давно бы освободил короля.
— Нет, сир Летольд. Мы поступим интересней. Вот здесь, — он прихлопнул ладонью письмо, — добрый сарацинский правитель пишет, что готов продать нам город. Город хороший, Манбидж. И цена ничего себе. Интересная. Двадцать тысяч динаров.
— Оу-у! — заволновались, зашумели крестоносцы. — Креста на них нет, магометанах!
— Дозволено ли молвить, мессир? — спросил Хосе.
— Говорите, добрый рыцарь. Весь внимание.
— Мессир, это безумие! Клянусь Хесусом и Марией, дешевле будет купить четыре таких Манбиджа. Только лучше отдать Балаку восемьдесят тысяч за короля.
Летольд скривился:
— Молодые торопыги. Что за глупость! Балак и за восемьдесят не отдаст Балдуина. Крепостей он хочет, Балак-то!.. Зардену, Аль-Асариб и Аль-Вади.
— Я знаю Балака! — вскинулся Хосе. — Восемьдесят тысяч или четыре города! А не возьмет — вобьем в глотку.
— Тихо, тихо! — Жослен примирительно поднял руки. — Сир Летольд, я не торгую королями. Сир Хосе, нам не продают четырех Манбиджей. Это удивительно слышать, но нам продают только один. И мы его купим.
— Платить магометанам? — вскинул бровь молчавший до того румиец.
— Хотя бы задаток, сир Алексей. Хотя бы задаток. По крайности, одолжим у иудеев. Им можно не отдавать.
Капеллан сложил ладони лодочкой у груди:
— Хорошо, мессир, но зачем вам Манбидж?
— А это, отче, очень интересный вопрос.
Граф поманил пальцем Анри-Дылду. Парнишка давно уже стоял у стола с серебряным подносом в руках. Граф принял поднос и небрежно объявил:
— Благодарю, Анри. Сходи погуляй. Девочку какую-нибудь притисни.
— Слушаюсь, мессир. В точности исполню.
Пять пар глаз с любопытством уставились на белую ткань, закрывавшую поднос. Нет, не пять. Четыре. Сам Жослен знал, что у него в руках.
— Итак, ситуация нынешняя такова… — Ткань полетела в сторону. Глазам потрясенных рыцарей предстали очищенные репки. — Вот здесь находится Халеб. — Одна из репок легла на стол. — В нем томится государь Балдуин. Здесь, — вторая репка легла почти на край стола, левее первой, — Антиохия. Видите, очень близко от Халеба.
Крестоносцы затаенно вздохнули. Граф Жослен не уставал поражать своей загадочностью. Вот он выдал румийцу миску с гороховой похлебкой:
— Держите, сир Алексей. Вы будете Эдесским графством. Вы, отче, возьмите ковригу хлеба. Будете Иерусалимом. А здесь, — еще одна репка легла чуть выше и правей Халеба, — находится Манбидж.
— Ну? — Меж бровей сира Летольда пролегла складка. — И?
— Не торопитесь, сир Летольд. Лучше ответьте мне, где находится славный эмир Балак, наш противник?
Складка стала глубже.
— Это все знают. Балак далеко на востоке. Набирает туркменов в свое войско.
— Запомните, сир Летольд, я — не все. Я граф Кутерь… де Куртене. И мои шпионы, — еще одна репка поднялась в воздух, — говорят, что Балак находится здесь.
Стук. Репка опустилась на дальнем конце стола.
— В Харране?!
— Да. Интересно, не правда ли?.. Войск у Балака немного, но побольше, чем у нас. А Манбидж, — граф оторвал от рясы Бернарда шнурок и протянул его от одной репки к другой, — запирает дорогу из Харрана в Халеб.
Отец Бернард растерянно захлопал ресницами. В пальцах графа словно по волшебству возник серебряный франк.
— Если мы купим этот город, — франк лег на верхушку репки-Манбиджа, — то Балаку придется кусать локти. Халеб — пожалте свою миску, сир Эдесса, — окажется в окружении христианских земель.
Жослен аккуратно полил вокруг репки-Халеба похлебкой. Остро запахло вареным горохом.
— Благодарю вас. Возвращаю вам свое графство, сир. Держите крепче, не уроните!
Солнце почти опустилось за горизонт. Чтобы рассеять сгущающиеся сумерки, Анри-Носач принес масляную лампу. В свете ее «христианские земли» загадочно поблескивали.
— Ну хорошо, мессир. — Румиец брезгливо посмотрел на заляпанную варевом «Эдессу» в своих руках. — Но Халеб-то еще не взят. Да, Балак не сможет к нему пробиться. Но сарацины никуда не делись. Их еще надо будет победить.
— А вот это, сир Алексей, ваша забота. Завтра я отправляю вас послом. В Антиохию. Интересней бы поехать самому, но не могу же я разорваться. А?.. Или могу?.. — Жослен взял кувшин с водой, стоящий возле репки-Антиохии.
— В чем состоит моя миссия, граф?
— Вы соберете христианские войска. Антиохийские, — Кутерьма покачал в воздухе кувшином. — Иерусалимские, — отобрал ковригу у отца Бернарда и раскрошил ее в воду. — А напоследок… дайте-ка сюда, сир Алексей.
