В ходе этой товарищеской попойки Купорович разоткровенничался и рассказал Грегори историю своей жизни.
Совсем еще молодым человеком во время первой мировой войны он оказался на фронте и, как большинство офицеров — а он был кавалерийским офицером, — быстро разочаровался в своих идеалах, вере в царя и Отечество, уверовал в острую необходимость немедленных демократических преобразований и горячо приветствовал Февральскую революцию и нового кумира — Керенского. Полгода спустя власть в стране захватили большевики, и солдаты начали расстреливать бывших своих офицеров. Однако Купоровичу неожиданно выпал счастливый билет: за него вступился один из его вахмистров, впоследствии ставший видным советским кавалерийским военачальником.
Не имея выбора, Купорович перешел на сторону красных, которые нуждались в квалифицированных военных специалистах. Служил он на совесть и со временем дослужился до генерала.
Поведав историю своей жизни, Купорович разоткровенничался и сказал, что хоть он и служил большевикам верой и правдой, но никаких иллюзий на их счет не питал. Под пятой коммунистов его горячо любимая Россия превратилась в нищую, обобранную и несчастную страну. Последние годы Купорович втихомолку скупал валюту, в надежде при первой же возможности бежать из России с тем, чтобы провести остаток дней своих в Париже, который он успел полюбить еще в юности, когда был там совсем еще молодым человеком.
У Грегори имелась большая сумма германских марок, которые Купорович охотно согласился обменять на советские рубли. Потом они вместе убежали из России, в Париже плечом к плечу сражались с нацистами и с той поры крепко подружились, друг на друга надеялись в самых отчаянных и безнадежных ситуациях, в которых им приходилось по воле судьбы нередко оказываться.
И вот теперь они вместе идут на рискованное задание. Вскоре они уже шагали по улице городка, по обе стороны теснились убогие домишки с темными провалами мертвых окон. В конце улицы они прошли мимо какого-то заводика, его освещенные окна свидетельствовали о том, что ночная смена еще не закончилась. С заводского двора вынырнул грузовик, но шофер не обратил на них никакого внимания. По мере приближения к центру города улицы становились все шире, появились магазины и большие дома. Прошагав через весь город, они наконец оказались на центральной городской площади, где напротив ратуши стояла гостиница «Королева Августа».
Пожилой привратник, подметавший вестибюль гостиницы, при виде гостей отправился за хозяином, которому они предъявили свои бумаги, затем Грегори заполнил соответствующую анкету, в которой указал, что они приехали из Берлина. Хозяин проводил их в просторную комнату на втором этаже, стены которой были оклеены выцветшими обоями, а мебель можно было смело назвать антикварной. Продемонстрировав все достоинства нового жилища Грегори, хозяин пояснил, что денщик господина майора будет жить этажом выше и питаться вместе с персоналом гостиницы в полуподвальном помещении здесь же, в отеле.
Предоставив Купоровичу разбирать их нехитрые пожитки, Грегори спустился в душный и пыльный вестибюль, где стояло два письменных столика. Присев за один из них, он написал письмо фрау фон Альтерн, текст которого давно уже тщательно обдумал.
«Вернувшись недавно из Швеции, я приехал в отпуск в Северную Германию. Здесь я предполагаю немного порыбачить. Наши общие знакомые в Турецком посольстве в Стокгольме посоветовали мне обратиться к Вам с тем, чтобы передать свои приветы и наилучшие пожелания, а также узнать у Вас, где бы я в условиях военного времени покомфортабельнее мог провести свой отпуск. Может быть, Вы посоветуете мне какую-нибудь рыбацкую деревушку или побережье? Разумеется, я отдаю отчет в том, что из соображений безопасности местными властями введены определенные ограничения для посещения прибрежной зоны, находящейся по соседству с Узедомом, но не теряю надежды, что подходящее место может где-нибудь найтись в районе Штральзунда или, скажем, на западном берегу острова Рюген. Если Вы согласитесь принять мое приглашение на ленч завтра днем и поделиться при встрече своими соображениями на этот счет, я был бы Вам чрезвычайно признателен за Вашу доброту». Надписав на конверте адрес, он отнес письмо на почтамт и отправил его.
Почтовый служащий заверил его в том, что оно будет завтра же поутру доставлено адресату. Если же оно, паче чаяния, попадет в чужие руки, содержание его было абсолютно невинным, в то время как саму фрау фон Альтерн должны были насторожить его ссылки на посольство в Стокгольме и на меры предосторожности, предпринятые для охраны острова, где располагался испытательный полигон и экспериментальная база Пенемюнде. Таким образом, она должна сообразить что к чему, связать воедино визит отпускника-майора в Северную Германию и свое собственное донесение, переправленное разведслужбам союзников.
После бессонной ночи, проведенной на ногах, приятели чувствовали себя совсем разбитыми и решили до конца дня отдохнуть. Грегори остался в своем номере, а Купорович отправился к себе наверх.
Так случилось, что проспали они до утра.
Поутру, ровно в восемь, Грегори разбудил громкий стук в дверь — пришел Купорович, который, выспавшись, горел желанием приступить к своим обязанностям денщика. Он забрал для чистки и утюжки китель Грегори, его офицерские сапоги и ремень.
Спустя три четверти часа пуговицы на кителе Грегори, сапоги и пряжка ремня были начищены до зеркального блеска. Грегори спустился позавтракать, потом пошел убивать время, блуждая по улицам. Около полудня он возвратился в гостиницу, предупредил привратника о том, что ожидает даму, и обосновался на эспланаде кафе, спиной к витрине, чтобы перед глазами была центральная городская площадь.
Лениво наблюдая за летаргически сонной городской жизнью, он углубился в размышления о том, придет ли по его зову фрау фон Альтерн, или ему придется форсировать события и предпринимать более рискованные шаги для налаживания с ней контакта. Машин на площади было мало, и он сразу заметил появившийся довольно обшарпанный грузовичок, из тех что обычно используют фермеры для перевозки инвентаря и продуктов земледелия.
Из кабины вылезла высокая и худая женщина лет сорока и направилась к входу в гостиницу. Когда она подошла ближе, Грегори обратил внимание, что у нее овальное лицо с высокими скулами, очень светлые глаза и подвижный, выразительный рот. Ее довольно мясистый нос, смуглая кожа и, хотя он не видел цвета ее волос, забранных под косынку, не вызывали у него ни малейшего сомнения, что перед ним еврейка. Прекрасно осведомленный о том, что девяносто девять процентов евреев Гитлер со своими подонками отправил в газовые камеры или гноил в концентрационных лагерях, Грегори с изумлением смотрел на еврейку, свободно разгуливающую на свободе живой и невредимой по центральной площади одного из городов Северной Германии, и глазам своим не верил, гадая, какую же цену ей, должно быть, пришлось заплатить за свою свободу.
Привратник стаял у дверей и сплетничал с дружком, но когда женщина спросила его о чем-то, он отвлекся и указал на Грегори. В голове у англичанина тревожно заверещал будильник, предупреждая об опасности: в этом городке никакая другая женщина, кроме фрау фон Альтерн, не могла спрашивать о нем, а эта еврейка не могла быть настоящей фрау фон Альтерн. Следовательно, та, настоящая, была уже в лапах гестапо, там же, где и его вчерашнее письмо.
