— У тебя проблемы, Саймон. Тебя выкинут пинком под зад, как только я расскажу об этом в конторе.
Хейден не слышал. Не слышал он и того, как за ним с шипением затворилась дверь и автобус отвалил от перекрестка. И конечно, он не видел того, как все пассажиры сгрудились у окон с одной стороны автобуса и глядели, что он будет делать дальше. Даже слепая красавица была там; прижавшись щекой к холодному стеклу, она внимательно слушала кого-то, кто рассказывал ей, чем в данный момент занят Хейден.
* * *
Он спешил за миссис Дагдейл с детьми. Поразительно, что он бросил и туристов, и даже возможность познакомиться ближе с роскошной слепой красавицей. Но стоило ему сообразить, кто та женщина, которая переводила детей через улицу, как он понял, что должен с ней поговорить.
Потому что ее третий класс так много для него значил?
Нет, черт побери.
Если бы Хейдену под страхом смерти пришлось вспомнить хоть что-нибудь приятное из того года в третьем классе у миссис Дагдейл, единственное, что пришло бы ему в голову, это золотая рыбка в круглом аквариуме на учительском столе, вид которой его успокаивал.
Тогда, может, потому, что миссис Дагдейл была одним из тех выдающихся педагогов, чей личный пример навсегда переворачивает нашу жизнь?
Не-а.
Она орала на учеников и швырялась в них мелом всякий раз, когда ей казалось, что они недостаточно внимательно слушают, а в ее классе такое случалось сплошь и рядом. Ее представление о преподавании сводилось к бесконечным докладам — о растительности Суринама, к примеру, — которые она заставляла готовить детей. Несправившихся (а таких, по мнению миссис Дагдейл, было большинство) она заставляла часами простаивать в углу у так называемой Стены позора. Другими словами, она ничем не отличалась от большинства учителей начальных классов. Хейден год вынужден был сносить ее капризы, посредственность и невежество, а потом перешел в четвертый класс.
Но с ней было связано одно происшествие, о котором он помнил до сих пор, и потому-то он и гнался за ней сейчас. Если бы не тот случай, он, возможно, вырос бы другим человеком. Это был один из тех редких моментов детства, оглядываясь на который, мы можем с уверенностью сказать: вот миг, когда что-то во мне изменилось навсегда.
Когда Саймон был ребенком, у него был друг, мальчик, которому досталось невезучее имя Клиффорд Шнацке. Сам Клифф был настолько зауряден, что без труда сливался с окружением, не выделяясь из миллионов мальчишек ничем, кроме имени. Какое-то время, пока девочки не вошли в их поле зрения, сделавшись вдруг необыкновенно привлекательными, Саймон и Клифф были неразлучны. В классе миссис Дагдейл они сидели за одной партой, что делало обучение у нее чуть более приятным.
В самом конце учебного года, перед тем как табели с оценками были отправлены родителям, Клифф вдруг запаниковал, что останется на второй год из-за правописания: слишком много контрольных он завалил. Он так долго и громко выражал свою тревогу, что Саймон наконец не выдержал и посоветовал ему подойти после уроков к учительнице и прямо у нее спросить. После долгого эканья и меканья Шнацке согласился, но при одном условии: друг подождет его у школы. И хотя Хейдену определенно было чем заняться после уроков, он согласился. Для чего же иначе друзья?
Клиффорда Шнацке мало что волновало в жизни, и это было сразу заметно. Обычно его лицо украшала легкая улыбка или беспечно-довольное выражение, которое говорило, что ни о чем таком он не думает и все в его жизни хорошо.
Но когда полчаса спустя Клифф возник на пороге школы, его щеки заливал румянец, как после глубокого унижения или горького плача. Увидев его, Саймон принялся настойчиво расспрашивать, что случилось в школе. Поначалу Клиффорд избегал даже смотреть другу в глаза, а не то что рассказывать. Но потом все же раскололся.
Когда он вошел в класс, миссис Дагдейл сидела за столом и смотрела в окно. Клифф, как мальчик воспитанный, подождал, пока его заметят. Когда миссис Дагдейл спросила, что ему нужно, он изложил свой вопрос как можно короче, ведь всем ее ученикам было известно, что она любит, когда говорят коротко и по делу.
Но вместо того чтобы заглянуть в свой журнал или прочитать Клиффу лекцию о том, как исправить орфографию, она вдруг спросила, что это за фамилия такая — Шнацке. Он не понял, о чем это она, и сказал, что не знает. Она спросила, считает ли он, что Шнацке — американская фамилия. Он сказал, что не знает, о чем она говорит. Она снова повернулась к окну и долго молчала. Немного погодя он повторил свой вопрос насчет отметки по правописанию.
Кто знает, почему и откуда вдруг в этой женщине проявилось такое, но миссис Дагдейл повернулась к маленькому мальчику и сказала:
— Встань на колени и спроси меня еще раз, Клиффорд. Встань на колени и спроси о своей отметке по правописанию.
Ребятишки глупы. Они доверчивы и свято верят всему, что говорят взрослые, ведь других авторитетов у них нет. Но, услышав приказ миссис Дагдейл, даже глупый Клиффорд Шнацке сообразил, что то, о чем она просит, так же несправедливо, как и необычно. И все же он послушался. Он поспешно опустился на колени и так же поспешно спросил, какая у него будет оценка. Несколько секунд учительница смотрела на него, а потом велела встать и убираться из класса.
Вот такая история. Не знай Хейден своего друга, то решил бы, что тот все придумал. Но он ничего не придумывал. Не успел он что-нибудь сказать или сделать, как дверь школы распахнулась и на пороге появилась миссис Дагдейл со знакомым портфелем коричневой кожи в руках. Увидев двух учеников, она фальшиво улыбнулась им и прошла мимо.
Оба мальчика надолго уставились в землю. Они даже друг на друга смотреть не могли, пока она не скрылась из виду, и все из-за того, что оба знали, как она только что поступила.
Саймон понимал, что должен действовать. Миссис Дагдейл обошлась с его другом отвратительно. Но Клифф все проглотит, потому что кишка у него тонка бросить ей вызов.
Но Хейден-то не таков! И единственный раз в жизни он совершенно спонтанно решился на бескорыстный поступок, чтобы исправить зло, причиненное другу. Бросив на Клиффа ободряющий взгляд, он затрусил по направлению к школьной автостоянке.
Когда он туда добрался, миссис Дагдейл уже сидела в своем бежевом «фольксвагене» и мотор был включен. Увидев, что он подходит к ее машине, она наполовину опустила стекло. Он навсегда это запомнил — стекло опустилось только наполовину; как будто все, что он мог сказать, не стоило ее усилий полностью опустить стекло.
Приближаясь к машине, он чувствовал себя уверенно, словно сам господь Бог, готовящийся метнуть испепеляющую молнию в погрязшего во грехе смертного. Он ей сейчас задаст, и уж кто-кто, а она это заслужила.
— Да, Саймон? Что ты хочешь?
Он посмотрел на нее и испугался. Вся божественная смелость, которую он хранил до того момента, куда-то улетучилась. Он почти видел, как она, его смелость, мчится прочь от него, петляя по автостоянке, а из задницы у нее идет дым, как у Вайли Э. Койота из мультика «Роудраннер». Хейден любил мультики.
