Условие нашего национального выживания – новая индустриализация. Это понимают даже самые вменяемые из либералов (г-н Владислав Иноземцев в частности).
Но сама по себе новая индустриализация потребует такого, что не приведи Боже. Даже если эта индустриализация будет чисто капиталистической. (Придется снижать налоги для инвесторов почти до нуля, обеспечивать низкие заработки трудящихся ради лучшей конкурентоспособности, давить стачечное движение – см. примеры Индонезии, Китая, Малайзии и других неоиндустриальных стран, столь любимых г-ном Иноземцевым.) Кстати, опыт новых индустриальных стран показывает: их успехи не связаны с демократией, эти режимы в основном – авторитарные.
В нашем же случае индустриализация – в отличие от сталинской – потребует скачка через целый технологический уклад. Из четвертого – в шестой. Такова страшная плата за 20 лет постсоветских развала и безделья. С чем это сравнить? С тем, как если бы Петру Первому пришлось строить не парусники, а сразу пароходы и аэропланы. Или Сталину – не Магнитку с Днепрогэсом, а ядерные реакторы и космические корабли. С ходу.
Такая рывковая неоиндустрилизация потребует жесточайшей мобилизации. Придется закрывать целые отрасли бизнеса и экономики (в силу применения прорывных технологий), вводить экономический национализм, кардинально перестраивать финансовую систему, давить коррупцию и т. д. Против индустриализации объективно восстанут сильные группы сопротивления, каковые начнут активную игру на ее подрыв.
Но и это еще не все.
В условиях разрухи
Скоро мы столкнемся с настоящей разрухой.
Наверное, уже не надо говорить о степени износа основных фондов и инфраструктуры, об устаревании промышленного оборудования. О страшной демографической яме (ничтожное число молодежи) и о кадровом кризисе. Все это расписано на все лады сотни, если не тысячи раз. Но самое страшное – это кризис в нефтегазодобыче, а шире – во всем топливно-энергетическом комплексе РФ (ТЭК). Усилиями наших «демократов» двух волн (ельцинской и путинской) экономика Росфедерации превратилась в сырьевую, полностью зависимую от нефтедолларов.
Поэтому приближающийся развал ТЭК, падение добычи углеводородов будет означать экономический, социальный и политический крах бело-сине-красного государства.
Сегодня ТЭК РФ уверенно шествует к обвалу. Он исчерпан. Высосан. До смерти заезжен. В него для спасения нужно вкладывать средств порядка 2 триллионов долларов (до 2030 года). Про электроэнергетику, где безбожно срываются вводы новых мощностей, тогда как работа над «умными сетями» застопорилась с 1991 года, уже не говорим.
Все это умножается на огромный, некомпетентный, вороватый госаппарат.
После первых же свободных выборов мы столкнемся со смертельными угрозами национальному существованию. И потому мы обречены на чрезвычайку, хотим ли того или нет. Есть сила исторических обстоятельств, не считающаяся с нашими желаниями и эмоциями.
Поэтому мы не верим в свободные выборы как в панацею. Скорее они будут первыми после ухода нынешнего режима и последними на долгое-долгое время. Жить дальше придется в условиях чрезвычайного положения. Причем произойдет это на фоне того, что чрезвычайка возникнет и в некоторых странах Запада.
К этому нужно готовиться. Сняв розовые очки и набравшись мужества.
Куда идти?
Кризис целеполагания очевиден. Всем ясно, что наши либерально-прозападно-рыночные «реформы» (провинциальный фридманизм/гайдаризм плюс колониальный монетаризм) завели нас в полную трясину. Это было ясно еще в 1998 году. Попытки после катастрофы 1998 года построить сырьевой авторитаризм (авторитаризм деградации и неразвития, авторитаризм для защиты итогов грабежа 90-х) тоже провалились. Две идиотские попытки, тем не менее, оставили нас без современной промышленности, с опустошенным человеческим капиталом, с разрушенными наукой и образованием, с уполовиненной страной и невероятным физическим износом всего и вся.
А дальше-то делать что? Куда двигаться, кроме как в белых простынях – да на кладбище?
Для нас ответ очевиден: двигаться – в следующую эпоху, в Третий проект, в Нейромир. Да и на Западе сейчас явно вызревает проект некапиталистического будущего, причем в двух вариантах: условно неокоммунистического («Дух времени» Питера Джозефа, Жака Фреско и Роксаны Медоуз) и кастово-рабовладельческого, со всевластием элиты (проявляется по косвенным признакам).
Но основной массе населения РФ, Украины и Белоруссии сие неясно. Массы мечутся, точно напуганные пожаром звери. Они не видят выхода из горящего леса, задыхаясь в дыму. И никакие свободные выборы проблему нового целеполагания автоматически не разрешат. Общество совершенно точно расколется на отряды с совершенно разными целями, чаще всего – противоположными.
Очень хотелось бы, чтобы в результате новой Смуты власть оказалась у творческого авангарда – у творцов, изобретателей, инженеров, ученых, смыслократов, у креативного класса, а не у новейшей касты «нетократов», культивирующих деградацию остальной части социума. Но даже если победит креативный класс, это не отменяет вынужденного введения диктатуры развития. Ибо здоровые силы общества неминуемо столкнутся с силами мракобесия: неолибералами прозападного типа и дремучими ультранационалистами, носителями построения утопий в рамках «русистанов» на обломках РФ, а может – и Украины. И тогда первые свободные выборы после падения сырьевой клептократии действительно окажутся последними как минимум на двадцать лет вперед.
