– Что еще за мореевские бабы? – заинтересовался Воронин.
– Мореевка – это соседнее сельцо, километрах в пятнадцати от Световидовки.
– Вы этих баб видели?
– Конечно. Они еще раз потом приходили. Просили Василия Ивановича отвезти посылку в Питер родственнице. Обычные женщины-селянки. Возрастом за тридцать, а более не знаю, что о них сказать.
– А что еще Васильев рассказывал?
– Да вроде ничего важного. Он ведь поначалу совсем плох был. Даже заговаривался. Какой-то аленький цветочек поминал.
– Какой еще цветочек? – не понял Воронин.
– Аленький, – отозвалась за Петра Сергеевича Светлана, как раз в эту минуту появившаяся на пороге. – Есть такая сказка у Аксакова. Отец любил читать мне ее в детстве.
Воронин сказку вспомнил. Читать он ее, кажется, не читал, зато видел мультфильм, где шибко умная дочь заказала отцу-коммерсанту загадочный цветок. Папа дочке не отказал, но после долгих поисков нарвался на Зверя, который потом оказался заколдованным принцем. В сказке все вроде бы закончилось хорошо – и для дочки, и для ее папы.
– Это я попросила привести его аленький цветочек, – сказала Светлана треснувшим голосом, – просто пошутила.
А и действительно, чем еще мог порадовать дочку, отдыхающую в Париже, богатый папа? Только дивом дивным. Беда только, что папа умер, жених пропал, а прекрасного принца в перспективе не наблюдается.
Вслух свои мысли Герман высказывать не стал, а лишь чуть подвинулся к окну, освобождая для Светланы место. Васильева присела рядом и прижалась затянутой в джинсу ногой к ноге соседа. Чайник наконец вскипел, и можно было приступать к нехитрой трапезе. Светлана почти не притронулась к еде, зато проголодавшийся Воронин отдал должное выставленным на стол деревенским яствам.
– Известно хотя бы направление их движения? – спросил Герман у Петра Сергеевича.
– Летели они вроде бы к Горюч-камню, а где тот камень находится, я понятия не имею. Вертолетчики говорят, что искать их сверху бесполезно, а садиться в болото себе дороже. Почти неделю они над этим местом кружатся, но ничегошеньки не обнаружили. Похоже, попавший в аварию вертолет засосала топь, а люди, видимо, просто заблудились.
– Мы пойдем пешком, – сказала вдруг очнувшаяся от задумчивости Светлана и решительно тряхнула копной крашенных в каштановый цвет волос.
– Проводник нужен, – тихо проговорил Клыков. – Из местных.
– Ну, не знаю, – покачал головой Петр Сергеевич. – Световидовские в этот лес не ходят. Да и кому тут ходить – старики да старухи.
– А мореевские? – подсказал Воронин.
– Вам бы с Петровичем поговорить, возможно, он что-нибудь подскажет.
– А где найти этого Петровича?
– Вон его дом, рядом.
К местному оракулу отправились втроем: Воронин, Клыков и Макс. Старику было уже далеко за семьдесят, и рассчитывать на него в качестве проводника не приходилось. Впрочем, Петрович был еще бодр и легко справлялся с немудреным хозяйством. Во всяком случае, попотчевал гостей парным молоком.
– Старуха померла, вот и приходится самому управляться. А к корове ведь, как к бабе, подход нужен.
Воронин с интересом разглядывал увешанные фотографиями стены сруба. Фотографии были старые, выцветшие, однако изображенные на них люди радовали взгляд молодостью и красотой.
– Отец мой, – пояснил хозяин, кивая на человека в гимнастерке с двумя орденами на груди. – До Берлина дошел. Сильный был мужик, лет пятнадцать назад как преставился.
– Я смотрю, род у вас не хлипкий, – сказал Клыков, бросая взгляд на рослого старика, которого не смогли согнуть семьдесят пять прожитых лет. – Значит, войну вы помните, Алексей Петрович.
– Так я ведь с тридцатого года, не маленький уже был. Хватили лиха.
– Немцы лютовали? – поинтересовался Воронин.
– Да как тебе сказать, уважаемый. Заезжали они в наше село только однажды, но моему деду их визит стоил жизни. Странные какие-то были немцы. Так и не поняли мы, что им в наших краях нужно было. Вроде Горюч-камень они искали, а может, на Зверя решили поохотиться.
– На медведя? – спросил заинтересовавшийся рассказом Клыков.
– Э, нет, мил-человек, – усмехнулся старик, – наш Зверь пострашнее будет. Да вы пейте молоко-то. В прежние времена я бы вас самогоном угостил, но в нынешние гнать его некому, да и пить тоже.
Запасливый Клыков намек понял и выставил на стол бутылку водки. Петрович ответил салом и малосольными огурцами. Славка разлил водку по граненым стаканам.
– Ну, за Зверя? – сказал он, прищурившись. – Или у вас за его здоровье не пьют?
– Отчего же не выпить, – подмигнул гостям насмешливым синим глазом враз помолодевший Петрович. – Зверь-то он непростой, а вроде как волшебный. Мне о нем дед много чего порассказал. Всего уже не упомню, но жили в наших краях еще во времена царя Гороха колдун Яшка и ведьма Машка. Люди не вредные, много людям помогавшие. У кого корова или лошадь, скажем, захворали – это к Яшке, а кто сам занедужил – это к Машке. Одна беда у них – детей не было. А тут в наши края залетел Ясный Сокол, удалой купец, добрый молодец. Ну и захороводился с Машкой. Как узнал о том колдун Яшка, так враз весь почернел. Подстерег он того Ясна Сокола на обратном пути и забил до смерти. А на рожденного Машкой младенца наложил колдовское заклятье. Вот с тех самых пор и живет в наших краях этот самый Зверь. Многие его видели, и дед мой видел, да никому он в руки не дался. В том числе и немцам. Да и не взять людям Машкиного сына. Видать, и отец его был не прост, коли такую силу сыну своему оставил. А из немцев один только вернулся, и тот умом тронутый. Наши его убить хотели, но пожалели – больной человек, что с него взять. Потом его свои забрали. Боялись мы, что пожгут они нас, но обошлось все. А моего отца, вернувшегося с фронта, после люди из органов трясли – вроде как сын он немецкого пособника. А какой мой дед пособник, коли из двадцати немцев только один живым вернулся? Разобрались, однако. Потом даже статью про моего деда в областной газете напечатали – «Новгородский Сусанин». Вроде бы дед мой специально тех немцев завел в глухие места и там погубил. Только неправда это. Органам бы не сказал, а вам скажу. Не было у деда причин губить немцев, в том смысле, что добром они с ним договаривались. Да и командир у них был странный какой-то, все меня колбасой угощал. По-русски говорил почти чисто. А главное, фамилия-то у него была – Белов. А у нас ведь в Световидовке все жители сплошь Беловы. Правда, немец был «фон». Фон Белов, забавно звучит, правда?
– Фон Бюлов, – негромко поправил Петровича Макс.
– Дед это его, – пояснил удивленному старику Клыков. – Решил вот навестить могилу.
Петрович с минуту вертел в руках стакан, наполненный наполовину, потом решительно тряхнул поредевшими кудрями.
