Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 92
— Ты не поверишь, патрикий, я привез эту скульптуру из Готии, и обошлась она мне в сущие пустяки, — пояснил Марцелин, перехвативший взгляд гостя.
— Статуя, достойная дворца императора, — покачал головой Руфин. — Но вернемся к делу. Так что у нас с Кастрицием?
— Мне удалось установить, что известная тебе Луция дважды тайно навещала патрикия.
— Вот как! — удивился Руфин. — А твои люди не могли обознаться?
— Нет, нотарий, — усмехнулся Марцелин. — Луция слишком хороша собой, чтобы мужской взгляд мог ошибиться на ее счет. Думаю, мои люди не ошиблись и на счет другой, известной тебе и очень любвеобильной особы.
— Целестины?
— Ты угадал, Руфин, — охотно подтвердил Марцелин.
— О связи Целестины с Софронием я знаю.
— Речь идет не о Софронии, нотарий, а о Гермогене, — поднял палец к лепному потолку Марциал.
— О Гермогене! — от удивления Руфин даже привстал с кресла.
— И, возможно, о Петронии, — окончательно добил его Марцелин. — В последнем я, правда, не уверен. Магистр сейчас в отъезде, и судить о его шашнях с Целестиной я могу только по слухам. Но нет дыма без огня.
— Вот потаскуха! — выругался Руфин. — Теперь понятно, почему гнев императора Валента не обрушился на голову ее мужа. А сам Кастриций знает о похождениях своей жены?
— По моим сведениям, патрикий о них даже не догадывается, целиком занятый подготовкой заговора, который потрясет империю сверху донизу.
— Ты уверен в этом, Марцелин?
— Мой человек, нотарий, едва не столкнулся нос к носу с Прокопием в саду у Кастриция. А поскольку он служил в одном из легионов под командованием бывшего комита, то ошибиться на его счет никак не мог.
— И что ты обо всем этом думаешь, Марцелин? — пристально глянул на торговца нотарий.
— Размышления и выводы я оставляю тебе, Руфин, мое дело собирать сведения.
Размышления, впрочем, не заняли у молодого нотария слишком много времени. Во всяком случае, времени на преодоление пути от дома Марцелина до дворца Фаустины ему вполне хватило, чтобы прийти к кое-каким выводам. Заговор, безусловно, готовился. И во главе этого заговора стояли Прокопий и Кастриций. К сожалению, эти двое даже не подозревали, что их замыслы давно уже известны комиту Гермогену и префекту претория Набидию, которому император Валент доверил управление восточными провинциями на время своего похода в Сирию. Возможно, о заговоре Прокопия знает и Петроний, коварный тесть императора. Но вряд ли эта троица, Гермоген, Набидий и Петроний, поставила в известность о происках Прокопия императора Валента. Им нужен мятеж. Мятеж, в котором примут участие многие знатные и богатые мужи Константинополя. По преимуществу — приверженцы старых римских богов. Наверняка Набидий и Гермоген уже отладили ловушку для Прокопия и теперь ждут, когда он сделает первый неосторожный шаг. И, судя по всему, ждать им осталось недолго. Самоуверенный Фронелий уже готов двинуть подчиненные ему легионы к гибели и ждет только знака от Прокопия, вознамерившегося вырвать власть если не у Валентиниана, то хотя бы у его брата Валента. А Софроний оказался прав в своем мрачном пророчестве: две столицы для одной империи — это действительно слишком много.
Руфин почти не удивился, когда, войдя в свои покои на исходе дня, увидел на фоне окна, освещенного лишь лунным светом, знакомую долговязую фигуру с поникшими плечами. Нотарий зажег светильник и поставил его на столик изящной работы. У Прокопия теперь появился выбор — явить свое лицо собеседнику или по-прежнему прятаться в тени. Довольно просторная комната давала ему эту возможность.
— Похоже, мой приход не очень удивил тебя, Руфин, — раздался из полумрака хриплый голос.
— Я ждал тебя раньше, Прокопий, но ты предпочел искать поддержку у других людей.
— Мне не хотелось рисковать жизнью и благополучием сына моего единственного друга. — Прокопий все-таки придвинулся к свету, и нотарий мог теперь видеть его лицо, заросшее бородой по самые ноздри.
— И, тем не менее, ты пришел, — усмехнулся Руфин.
— Сегодня я уверен в успехе и предлагаю тебе поучаствовать в триумфе вместе со мной, как это и подобает истинному римлянину.
— Я не нуждаюсь в подачках, высокородный Прокопий.
Гонимый врагами комит засмеялся:
— Ты истинный сын своего отца, Руфин. Но мне действительно нужна твоя помощь. Эта несчастная женщина боится возвышения больше, чем падения. И своей робостью губит не только себя, но и свою дочь.
— Ты имеешь в виду Фаустину, комит? — догадался молодой нотарий.
— Да, — кивнул Прокопий. — В Риме и Константинополе еще не забыли императора Констанция, и как только я явлю миру его дочь, дрогнут сердца очень многих людей. Мне не нужно чужого, Руфин. Но кровное родство с императорами Констанцием и Юлианом дает мне право на власть. С этим согласны все, даже те, кто вопреки воле последнего императора вручил инсигнии самозванцу Валентиниану, иначе они не преследовали бы меня, словно оголодавшие псы. Эти люди не оставили мне выбора, друг мой, — либо император, либо труп. Ты уже слышал о смерти Валентиниана?
— А разве он умер? — удивился Руфин.
— Пока нет, — криво усмехнулся Прокопий. — Но слухи о его гибели в Галлии мы уже распустили по городу. Очень скоро они дойдут до нужных ушей. И тогда свершится то, чему не миновать. Меня поддержат все достойные мужи Константинополя, кроме тех, кто изменил не только истинному императору, но и вере своих отцов. Юлиан допустил только одну ошибку, нотарий, он пощадил христиан и тем лишил меня власти, а Рим величия. Впрочем, все еще можно поправить. С твоей помощью, светлейший Руфин.
— Ты собираешься жениться на Фаустине, Прокопий?
— А почему бы нет, нотарий, — усмехнулся беглый комит. — Я вдов, и она вдова. А девочку я удочерю. Возможно, ее муж станет моим преемником и соправителем. И этим мужем вполне можешь стать ты, Руфин. Сын моего старого друга, последний отпрыск патрикианского рода.
— Ты смотришь слишком далеко, Прокопий, — вздохнул нотарий. — Наверное, это похвальное качество для императора, но оно может оказаться роковым для человека, который только собирается им стать.
— Не разочаровывай меня, Руфин, — глухо произнес Прокопий, глядя прямо в глаза молодого патрикия. — Неужели ты оробеешь в шаге от величия?
— Я ничего не боюсь, комит, ни смерти, ни опалы, — покачал головой нотарий. — И в любом случае я благодарен тебе за предложение встать рядом с тобой в час триумфа. Но с моей стороны было бы слишком опрометчиво ввязываться в дело, обреченное на скорую гибель. Твой заговор раскрыт, Прокопий, и твой первый шаг к власти станет последним в твоей жизни, а вместе с тобой падут и лучшие мужи Константинополя на потеху черни и на радость христианам.
Лицо Прокопия стало бледнеть и покрываться мелкими капельками пота, а рука, сжавшаяся было в кулак, бессильно упала на столик, отделанный костью носорога.
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 92
