— Вин-не-ту, — с трудом прочитал он по складам. — Крас-но-ко-жий джен-тль-мен… А?
Он с шумом захлопнул том и посмотрел на Янека. А потом с отчаянием выругался:
— Kurwa ich mac! Kurwa ich mac!
— He ругайтесь так, Савелий Львович. Я же говорил вам: это некрасиво, в вашем-то возрасте.
— Что случилось с моим отцом? — повторил Янек.
— А? — переспросил старик. — Я не знаю, что с ним случилось. Холера его знает. — И чуть не расплакался: — Виннету, краснокожий джентльмен… Ишь ты!
— Не нервничайте, Савелий Львович.
— А я и не нервничаю. Я никогда не нервничаю! — Он вернул книгу Янеку. — Что ты делаешь в лесу, бледнолицый?
— Живу.
— А?
— Живу.
— Ты слышишь, Черв? Он тут живет!
— Я ищу партизан, — робко сказал Янек.
— Чего? — Старик аж подпрыгнул. — Чертов… Ты слыхал, Черв? Он ищет партизан!
— Слышал.
— Каких партизан? — с интересом спросил старик.
— Не знаю.
— Он не знает! — ликовал старик. — Ты слышал, Черв, он не…
— Прошу вас, заткните пасть, Савелий Львович. — Он серьезно посмотрел на Янека. — Можешь пойти с нами, — сказал он.
— Кто здесь отдает приказания? — возмутился старик.
— Никто. Здесь никто не отдает приказаний. Я знал его отца, и он может пойти с нами. Вот и все.
— А я когда-нибудь говорил, что он не может пойти с нами? Значит, у меня нет сердца. У меня есть только луженая глотка, да?
— Так точно, у вас луженая глотка, Савелий Львович.
— Сам знаю, — с гордостью сказал старик. — Ты можешь пойти с нами, бледнолицый! Добро пожаловать в наш иглу…
— Вигвам, — пробормотал Янек.
— А?
— У краснокожих вигвамы. Иглу — это у эскимосов.
— Холера их знает, что у кого! — проворчал старик.
Он повернулся к ним спиной и быстро зашагал. Они пошли следом.
— Как его зовут? — спросил Янек.
— Крыленко. Он украинец. Орет много, но человек хороший.
— Я вижу, — сказал Янек.
6
В глубине леса жили изголодавшиеся, обессилевшие люди. В городе их называли «партизанами», а в деревне — «зелеными». Уже давно эти люди боролись только с голодом, холодом и отчаянием. Заботились лишь о том, чтобы выжить. Отрядами по шесть-семь человек они ютились в убежищах, вырытых в земле и замаскированных ветками, как загнанные звери. Добывать съестные припасы было трудно, практически невозможно. Питаться удавалось только «зеленым», у которых в округе были родственники или друзья: остальные умирали от голода или же выходили из леса на добровольную смерть. Отряд Черва и Крыленко был одним из самых живучих и несгибаемых. Им командовал молодой офицер кавалерии лейтенант Яблонский. Это был высокий белокурый парень, который сильно кашлял и харкал кровью: во время польской кампании его ранило осколком снаряда в легкое. С тех пор он сохранил свою воинскую шинель и четырехугольное кавалерийское кепи; широкий козырек всегда отбрасывал тень на его лицо. Когда к нему привели Янека, он спросил:
— Сколько тебе лет?
— Четырнадцать.
Лейтенант посмотрел на него долгим взглядом запавших, горящих, измученных лихорадкой глаз.
— Хочешь сделать что-нибудь для меня?
— Да.
— Ты знаешь Вильно?
— Да.
— Хорошо?
— Да.
Лейтенант помедлил, словно борясь с собой, оглянулся вокруг…
— Пошли в лес.
Он повел Янека в чащу.
— Возьми это письмо. Отнеси его. Адрес на конверте. Ты умеешь читать?
— Да.
— Хорошо. Только не попадись.
— Нет.
— Дождись ответа.
— Хорошо.
Вдруг лейтенант посмотрел на него искоса и сказал глухим голосом:
— Никому об этом не говори.
— Не скажу.
Янек положил письмо в карман и тотчас отправился в путь. Он прибыл в Вильно с наступлением темноты. На улицах было полно немецких солдат, по разбитым мостовым с грохотом проезжали грузовики, забрызгивая грязью деревянные тротуары. Он без труда нашел этот дом в Погулянке. Пересек двор и поднялся по лестнице. На втором этаже он остановился и чиркнул спичкой. На двери висела визитная карточка: «Ядвига Малиновска. Уроки музыки». За дверью играли на рояле. Он какое-то время послушал. Он очень любил музыку, но слишком мало ее слышал. Наконец он постучал. Музыка резко оборвалась, и женский голос спросил:
— Кто там?
Он замялся.
— Янек, — ответил он бестолково.
К его удивлению, дверь открылась. Молодая женщина внимательно посмотрела на него. В руке она держала лампу: желтый абажур был разрисован рисовыми полями, пагодами и птицами. Их тени шевелились на потолке и на стенах. Женщина показалась Янеку очень красивой. Он вежливо снял фуражку.
— Вот, просили вам передать, — сказал он.
Он протянул письмо. Она взяла его и тут же вскрыла. Пока она читала, Янек смотрел на нее. Как же она была красива! Неудивительно, что она так хорошо играет на рояле… Эта музыка ей очень шла, женщина была похожа на нее. Она закончила читать.
— Входи, — сказала она и закрыла дверь. — Ты, наверное, проголодался с дороги.
— Нет.
— А чаю не хочешь?
— Нет, спасибо.
Она посмотрела в очень серьезное лицо ребенка.
— Как хочешь. Я напишу ответ… Нет. Лучше не надо. Если тебя задержат…
— Меня не задержат.
Она снова посмотрела на него.
— Сколько тебе лет?
— Четырнадцать.
— Скажи ему… Скажи ему, что это безумие. Скажи, чтобы не приходил… Здесь очень опасно. Но если он придет, скажи ему, что я буду ждать…
— Он придет, — сказал Янек.
— Все равно скажи ему, чтобы не приходил.
— Я скажу.
Она ушла на кухню и вернулась с хлебом и солью, завернутыми в газету. Он положил пакет за пазуху. Он не уходил. Он смотрел на нее… Она ждала, что он ей скажет.
— Сыграйте, — неожиданно попросил он.
Женщина ничего не сказала и подошла к роялю. Казалось, просьба не вызвала у нее ни удивления, ни любопытства. Она села к роялю и начала играть… Янек не знал, сколько времени она играла. Никогда еще он не чувствовал ничего подобного. В какой-то момент она обернулась.
