— От чего вылечить?
— Как — от чего? От этого… От их болезни. От якутской лихорадки. А у вас что, чумников нету?
— У нас чумников нет, — твердо сказал Шрайнер. — Я из Германии. У нас, например, много больных СПИДом. Каждый шестой. Это наша большая проблема. А чумников нет.
— Ой, простите! — Буфетчица осеклась. — Я не знала, что вы это… иностранец. Я думала, вы откуда-нибудь с Украины. Говорят, чума и туда добралась. Вы так хорошо говорите по-русски…
— Чумники — кто они такие? Почему я никогда не слышал о них в Германии?
— Так вы не знаете про чумников? Ой, я вам не буду рассказывать. — Глаза буфетчицы сузились в щелочки. — Я что-нибудь не то вам наплету. Вы телевизор смотрите, там все расскажут. Надо больше смотреть телевизор. Там все рассказывают. Только вчера была передача про этих… про чумников. А я вас только запутаю.
— Хорошо. Спасибо. Так я и сделаю.
Шрайнер получил свой кофе — превосходный, как и следовало ожидать. Сидел, прихлебывал горячий ароматный напиток и смотрел телевизор. С этим проблем не было. Весь этот чертов шикарный аэропорт был сплошным телевизором. Половина каждой стены беззвучно мерцала огромным экраном, и каждый экран показывал свою собственную программу. Российскую, разумеется. Звук можно было включить в наушниках личного коммутатора — при помощи обычного универсального пульта, который каждый обладатель «Телероса» всегда имел с собой на руке, наподобие часов. Шрайнер не стал включать звук. Программы «Телероса» нравились ему, но про чумников сейчас ничего не показывали. Да и сомневался он, что покажут. Врала, наверное, эта краснощекая тетка. Шрайнер имел систему «Телерос» у себя дома, в Германии. И там никогда не говорилось ничего подобного.
Если первые же два человека, встретившиеся ему в России, сами заговорили об этих загадочных чумниках, то у него есть хороший шанс найти кого-нибудь, кто расскажет о них все. Ну да, конечно!
Эта мысль привела Шрайнера в хорошее настроение.
* * *
Шрайнер собирался ловить такси, но оказалось, что не так-то просто вырваться из цепких объятий компании «Аэрофлот». Едва он выволок свой чемодан из здания терминала, как к нему залихватски подрулила тележка на маленьких колесах с мягкими шинами. На тележке было установлено два кресла, имелась площадка для багажа. И не было никаких признаков того, что управлять данным средством передвижения можно самостоятельно.
— Здравствуйте, господин пассажир, — пропищал синтетический голос тележки. — Сервис аэропорта Шереметьево-2 к вашим услугам! Располагайтесь в кресле, пожалуйста. Назовите адрес вашего назначения, пожалуйста. Мы доставим вас к соответствующей платформе монорельса.
Шрайнер опешил. Хотел было объяснить тележке, что хочет проехать по городу в такси и знать не желает никакого монорельса. И вдруг увидел, что вокруг него десятки пассажиров деловито садятся на такие же тележки и уносятся по разноцветным дорожкам куда-то за угол. Подумал, что самостоятельно можно блуждать до бесконечности, разбираясь в квадратных километрах шереметьевских механических джунглей. И даже испытал чувство благодарности, забираясь в удобное черное кресло.
— Гостиница «Ярославская», — сказал он. — Знаешь, где это, глупая тележка?
— Платформа пять, маршрут монорельса номер семьдесят, остановка «Ярославская», — без запинки отбарабанил дребезжащий голос.
Тележка помчалась по дорожке, ловко лавируя и избегая столкновения с себе подобными. Шрайнеру стало очень весело. Пожалуй, стоило прилететь в Москву даже для того, чтобы поучаствовать в такой вот детской гонке. Пассажиры вокруг радовались не меньше — смеялись, махали руками, кричали что-то на разных языках — наверное, подгоняли своих механических лошадок.
— Это не Россия, — пробормотал Шрайнер. — Это черт-те что! Диснейленд какой-то.
Он улыбался как ребенок. Ветер трепал его мягкие седеющие волосы.
* * *
Лето. Солнечная погода. Одиннадцать часов утра. Двадцать пять градусов тепла. Пятнадцать метров высоты. Сто семьдесят километров в час. Московская монорельсовая дорога.
Рихард Шрайнер смотрел вниз. Стены вагона монорельса были почти сплошь прозрачными — для лучшего обзора. Состав бесшумно мчался над автострадой кольцевой дороги. Машины внизу сверкали в лучах солнца, как россыпь драгоценных камней. Шрайнер не верил своим глазам — по шоссе ехали сплошь эмобили. Никогда он не видел их в таком количестве.
* * *
Электрический автомобиль «ВАЗ-ЭМ-7012» был дорогим удовольствием. Намного более дорогим, чем машина с бензиновым двигателем. В последние годы на Западе стало предметом особого престижа выложить огромные деньги за российский эмобиль и гордиться, что не засоряешь окружающую среду, донельзя уже загаженную бензиновым смогом. Правительство Германии даже направило какие-то средства для развития программы электромобилизации. И все равно эта роскошь — эмобиль — была не по карману большинству немцев. А надменным русским, похоже, плевать было на экологические проблемы западного мира. Не хотели они снижать цены на свои технологические чудеса, и все тут. Твердо отстаивали свои внешнеэкономические принципы: хотите — покупайте лучшее, российское. Обеспечиваем льготный сервис. Не хотите — пользуйтесь своим, паршивеньким и устарелым. Нет денег? Ваши проблемы.
У русских проблем не было. Русские эмобили покупали в огромном количестве во всех странах мира, несмотря на дороговизну. Эмобили практически не требовали ремонта. И их не нужно было заправлять ядовитым бензином, дорожающим с каждым днем.
Шрайнер вглядывался в машины на дороге. Невероятно — почти ни одного бензинового! Что это? Инвестиции московской администрации в программу «Чистый воздух»? Экономическое чудо России, когда любой русский получает достаточно, чтобы купить себе драгоценную электрическую игрушку? Показушное процветание на фоне больной экономики стран Запада? Или все это, вместе взятое?
Монорельс свернул в сторону, несколько сбавил скорость. Шрайнер уже обратил внимание, что большое количество кварталов снаружи от кольцевой были нежилыми. Они были обнесены заборами, и кое-где работали бульдозеры, ломая и руша стены панельных домов. Он читал в газетах, что Москва, на треть опустевшая, наконец-то получила возможность решить проблемы домов-уродцев хрущевской эпохи. Он даже знал, что предполагалось создать на месте снесенных кварталов. Там высадят лес. Никаких новых заводов. Запаса старых производственных площадей, осиротевших и заброшенных во времена кризиса и Большой смуты, России хватит на десятки лет. Производство в стране росло. Россия не публиковала никаких цифр на этот счет — то ли не хотела хвастаться, то ли просто не желала пугать мир невероятными темпами своего экономического роста. Российские товары захватывали мировой рынок, давя конкурентов, как тараканов. Русские автомобили, русские самолеты и корабли, русская мода, русская косметика… Все — страшно дорогое, по западным меркам. И великолепное по качеству. Престижное.
Монорельс двигался к центру, и Шрайнер совершенно не узнавал город. Сталинские небоскребы все так же подпирали небо острыми шпилями. И проспекты были так же широки. Но куда делись пошлые кубики коммерческих киосков, лепившиеся друг к другу десять лет назад? Куда исчезли огромные крикливые прямоугольники рекламных щитов? Дома — что случилось с ними? Они не нависали больше громадинами бесконечных серых блоков над тротуарами. Теперь они напоминали сказочные висячие сады Семирамиды. Единообразие каменных стен разрезали выступы-террасы, засаженные экзотическими растениями — кустарниками, подстриженными в виде скульптур, причудливо вьющимися лианами и невиданными яркими цветами. Кисть гигантского художника набросала по панораме столицы мазки разного оттенка — зеленые, розовые, голубые — яркие и размытые, сливающиеся в картину, достойную самого изысканного импрессиониста. Чистая синева неба отражалась в воде Москвы-реки. Спокойствие и радость жизни составляли самую атмосферу города — помолодевшего, посвежевшего, умытого ночным дождем.
