Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 51
Вот именно. И революцию он должен помнить, и Гражданскую, и несчитаных атаманов, и наши с поляками войны, и банды, которые уже после войны тут шастали. А главное, должен помнить, что в такие времена у кого на плече стрелялка – тот и пан…
Я на него голос не повышаю, и автомат у меня на плече висит свободно. Гляжу ему в глаза с улыбочкой, вот и все – и улыбочка у меня, что греха таить, отнюдь не дружелюбная. Но в том-то и штука, что так – выгоднее. Орать и тыкать дулом в рожу – не самый лучший метод. А вот если человек видит, что ты не суетишься, не дергаешься попусту, а стоишь себе, как монумент, твердо уверенный добиться своего – это на умного даже сильнее действует, чем карабин под носом. Многократно проверено на опыте.
А он умный, это видно. И тактику мою понял, и меня.
Цыкнул на пса вроде негромко, но так, что тот кубарем в будку влетел, отступил на шаг, рукой повел:
– Ну, пожалуйте, паны военные. Что-нибудь да найдется.
Вот вам и мирное разрешение конфликта. И лицо он как бы сохранил, что в прямом, что в переносном смысле, и мы не тратили ни нервов, ни патронов…
Идем по двору. Тишина полнейшая, ни малейших признаков присутствия домашней живности. Хоть бы какой завалящий куренок по двору болтался или свинья хрюкнула. А дождей давненько уже не было, пылища во дворе обильная накопилась, и на ней куча разнообразнейших следов и от колес, и от копыт. Ну, я ж старый пограничник, мне следы читать положено не хуже, чем индейцу в романе, и у меня понемногу начинает складываться версия. И окончательно она укрепляется, когда в доме встречает полная тишина: никаких чад и домочадцев любого пола и возраста. Ну, логично…
Сели мы в горнице – большой, просторной, на два окна. Посмотрел я на стену, а там висит здоровенная фотография, сразу видно, старых времен: этакий ухарь-солдатик царской армии, усики закручены, бескозырка со всем шиком набекрень сдвинута, на груди Георгиевская медаль. Определенно говорить трудно, но есть с хозяином нечто общее. И сдается мне, что это он ее для немцев вывесил, зараза, – поляки у себя, я точно знаю, этакие реликвии славного прошлого отнюдь не приветствовали, да и при наших лучше бы в чулане подержать…
Возвращается наш бородач, несет кое-что. Ну, с первого взгляда ясно, что хитрый черт поступил по принципу: «на тебе, боже, что самому негоже». Сало желтое, запрошлогоднее, луковицы квелые, колбаса домашняя, издали видно, давненько лежала, хлеб, как тут же и выяснилось, подчерствевший. Ну да в нашем положении не до привередливости, мы и эту заваль так рубанули, что за ушами затрещало. Смотрю, несет бутылку самогонки. Посмотрел на меня, ухмыльнулся в бороду и, ни слова не говоря, плеснул себе чуток в стакашек, выцедил. «Ах ты ж, – думаю, – хитрован!» Я как раз подумал: «А чего тебе стоит, дядя, туда плеснуть какого-нибудь крысомора?»
Ну, и мы приняли по стакашку – небольшому, потому как увлекаться в нашем положении не следует. Достал он кисет, скрутили мы по цигарке, и жизнь показалась вполне веселой.
Кивнул я на фотографию:
– Никак ты, хозяин?
– Ну, – говорит он довольно равнодушно.
– Геройствовал, значит? Медаль заслужил…
– А… – махнул он рукой. – Толку-то от нее…
Я спрашиваю:
– Ну а потом за кого воевал, кавалер?
– А за хозяйство, – говорит он и рукой вокруг показывает. – Исключительно за него. А за хозяйство, хлопец, воевать тяжелее всего. Потому что то и дело шастают туда-сюда всякие вояки, и каждый норовит пограбить. Все равно, звезда у него на шапке, орел одноглавый, а то и вовсе никакой воинской эмблемы…
– Но ведь поднялся, я вижу? – говорю я.
– Ну, – отвечает он. – Только душу в угольки пожгло. Напрочь. А теперь опять начинается… Я вас, красных, не обессудь, не так чтобы и люблю, но немец еще хуже. Помню я немца… Ты вот шмат сала уплел, другой в карман сунул с парой цибуль – и ушел восвояси. А немец, чтоб ему, грабит аккуратно, как все, что делает. Под метелочку…
– Ага, – сказал я. – То-то у тебя на дворе пусто, как в перевернутой макитре… Всех, кого мог, наладил живность увезти и, надо полагать, из амбаров все подчистил?
Он в бороду хмыкнул:
– Догадался?
– Сложил то да это, – сказал я. – К следам от телег присмотрелся, да и коровьи копыта четко отпечатались… Колеи глубокие, значит, нагружены телеги были так, что оси трещали…
Он ухмыляется:
– Соображаешь… Там… – ткнул он пальцем этак неопределенно, – за Вермянским бором, такие болота начинаются, что, если не знаешь тропинок, в жизни не доберешься до сухих мест. До-олго сидеть можно… Пока не кончится вся эта завируха. Они ж, германцы, непременно у меня какой-нибудь штаб устроят. Место удобное. Это в той стороне – Вермянский бор, лешева глухомань да болота, а вон там – Ружанский шлях, большая дорога. Знаю, учен… В польскую войну у меня жолнежи штаб устраивали, потом ваши, красные, потом опять жолнежи, даже атаман Струк однажды располагался…
Пришло мне в голову, что пора кончать с пустой болтовней. Нужно, раз уж случай подвернулся, подробно порасспросить его об окрестностях – мы их не знаем, а он знать должен отлично. И главное, выспросить, где этот Ружанский шлях. Чтобы держаться от него в стороне: раз большая дорога, там непременно попрет немец, если уже не попер. Немецкую тактику мы уже успели изучить на своей шкуре: прет, сволочь, по главным дорогам, где вольготнее всего танкам и автотехнике, в глухомань не заворачивает. А мы с ребятами сейчас, как оказалось, вовсе не в глухомани, наоборот: если у него на хуторе столько раз штаб устраивали и наши, и ляхи, и даже зеленые, значит, поблизости непременно должны были передвигаться неслабые массы войск. Штабы всегда на бойком месте разворачивают. Одним словом, засиделись мы тут, определенно. Нужно порасспросить как следует об окрестных дорогах, о прилегающей местности – и уносить ноги, пока…
Хорошая мысля приходит опосля! Расслабились, блин!
Поздно мы услышали стрекот мотоциклеток, поздно… мы все трое к окнам – а они уже катят из леса, по проселку, той самой дорогой, что мы сюда пришли. И никакая это не разведка, а движется воинское подразделение, пожалуй, не менее роты: мотоциклы с колясками, пулеметы торчат, целая колонна, вон грузовичок показался, потом еще мотоциклисты, потом ихний кургузенький вездеход, утюжок этакий…
И сколько же человек передумать может за считаные секунды!
Сначала я себя матернул за то, что не поставил часового. Потом решил, что виноватить себя не след: любой часовой их заметил бы в последний момент. А до ближайшего леса нам чесать километра два чистым полем. Мотоциклы догонят вмиг, могут и не пострелять, а забавы ради в плен взять. Ну и увидят зеленые петлицы.
Могут, конечно, проехать мимо, но что-то сомнительно. Любой толковый командир в наступлении хоть бегло, да обыщет этакое отдельно стоящее строение: а вдруг тут либо засада, либо просто отступающие ховаются?
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 51
