К тому же гориане с большой щепетильностью относились к своим именам, особенно к произнесению их вслух. Многие, особенно принадлежащие к низшим кастам, склонны были даже скрывать свое настоящее, данное при рождении имя и брать себе второе, поскольку опасались, что произнесенное врагом имя делало их беззащитными перед магическим воздействием, которое могло причинить им вред. Рабы также не смели обращаться к свободным гражданам по именам.
Куурус подозревал, что Портусу, несомненно занимающему среди горожан видное место, приходилось, вероятно, неоднократно выносить подобное обращение к себе этого маленького глупца Хула и в конце концов он решил с ним разделаться.
Парень, державший Хула за шиворот, нанес ему мощный удар кулаком и бросил его поникшее тело своим товарищам. Те под веселые возгласы зрителей немедленно последовали его примеру и принялись, словно мяч, перебрасывать друг другу тело сжавшегося беззащитного карлика, сопровождая каждый свой бросок увесистыми тумаками. Их жертва, окровавленная, согнувшаяся в неестественном положении, спрятав голову между коленями и закрыв её руками, напоминала скорее тряпичную куклу, нежели живого человека. Однако четверо громил, даже уронив Хула на пол, продолжали без устали пинать его ногами, пока карлик не оказался в центре зала лежащим на усыпанной песком арене.
Тогда предводитель со шрамом на щеке схватил Хула за волосы и, оттянув ему голову, выставил на всеобщее обозрение его тонкую худую шею. Затем он вытащил из-за пояса широкий кривой серп, каким в Аре обычно пользуются при сборе урожая, и неторопливо поднес его к горлу своей жертвы.
Хул лежал ни жив ни мертв, зажмурив глаза и дрожа всем телом, как урт, зажатый в зубах слина.
— Не пачкай мне здесь, — недовольно заметил хозяин таверны.
Парень со шрамом поднял на него глаза и с усмешкой оглядел собравшихся вокруг него зрителей, с нетерпением ожидавших его последнего удара.
И тут ухмылка сползла с лица парня: он заметил обращенный к нему взгляд холодных глаз человека с черной меткой на лбу.
Куурус резким движением отодвинул от себя кружку с пагой.
Хул, удивленный происшедшей заминкой, робко приоткрыл глаза.
Он тоже увидел сидящего в глубине зала у самой стены человека в черном, неподвижно глядящего на него.
— Ты — попрошайка? — спросил Куурус.
— Да, хозяин, — ответил Хул.
— День был удачным? — поинтересовался Куурус.
Хулу снова стало страшно.
— Да, хозяин, — торопливо пробормотал он. — Да!
— Значит, у тебя есть деньги, — сказал Куурус, поднимаясь из-за стола и обнажая свой короткий меч.
Непослушными, трясущимися руками Хул судорожно порылся в кармане, извлек из него мелкую медную монету и протянул её Куурусу, который, не глядя, сунул её в одно из отделений своего ремня.
— Лучше не вмешивайся, — сказал парень, державший у горла Хула нож.
— Нас здесь четверо, — добавил его товарищ, протягивая руку к своему мечу.
— Я взял плату, — подчеркнул Куурус.
Посетители таверны и рабыни торопливо отступили в глубину зала.
И тут на стол перед убийцей с глухим звоном упала золотая монета. К Куурусу приблизился толстый, обрюзгший человек, одетый в длинную шелковую голубую тунику.
— Я — Портус, — сказал он. — Не вмешивайся, убийца.
Куурус повертел монету в руках и взглянул на Портуса.
— Я уже взял деньги, — жестко ответил он.
Четверо охранников схватились за мечи. Хул на четвереньках убежал под прикрытие ближайших столов.
Один из четверых бросился к убийце, но в полумраке помещения, едва разгоняемом светом чадящих светильников, трудно было понять, что у них произошло. Никто не услышал звона мечей, но все вдруг увидели, как рванувшийся вперед парень со шрамом на щеке внезапно на мгновение замер и тут же с глухим звуком повалился на стол. Темная фигура убийцы зловещей тенью пронеслась по залу, легко ускользая от пронзающих пустоту мечей бросившихся вслед за ним охранников. Лишь на секунду он остановился, и второй из нападавших, не успев увернуться от тускло сверкнувшего лезвия меча, рухнул на колени и растянулся на песке. Двое оставшихся отчаянно размахивали мечами, но ни разу им не удалось даже скрестить клинки с похожим на призрак убийцей. И третий воин, словно наткнувшись на невидимую преграду, удивленно замер и безмолвно упал на пол. За ним последовал четвертый, и не успело его тело коснуться пола, как убийца уже обтер окровавленное лезвие меча и спрятал его в ножны. Затем он подобрал золотую монету и бросил хмурый взгляд на остолбеневшего, обливающегося холодным потом Портуса. Неторопливо обернувшись, он швырнул монету Хулу-дурачку.
— Это тебе подарок — сказал убийца. — От Портуса. Он сегодня добрый.
Схватив монету, Хул со всей возможной для него быстротой, как урт, вырвавшийся из ловушки, бросился наутек.
Куурус снова вернулся к своему столику и, как прежде, устроился за ним, поджав под себя ногу. Меч снова лежал справа от него, у самой руки. Убийца придвинул к себе кружку с пагой и сделал большой глоток.
Не успел он осушить бокал, как почувствовал чье-то приближение. Его рука машинально потянулась к рукояти меча.
Подошедший оказался Портусом. Он тяжело дышал, стараясь изобразить на лице слащавую улыбку и демонстрируя безоружные руки.
Кряхтя, он расположился напротив Кууруса, смиренно положив руки на колени.
Куурус молча наблюдал за ним.
Портус снова выдавил из себя улыбку, но на лице Кууруса не дрогнул ни единый мускул.
— Добро пожаловать, Несущий Смерть, — произнес Портус, адресуя убийце наиболее уважительное из принятых в их касте обращений.
Куурус не шевельнулся.
— Я вижу у тебя на лбу знак, — продолжал Портус, — черный кинжал…
Куурус внимательно изучал внешность своего незваного собеседника — затянутое голубым шелком рыхлое тело, широкие складки рукава у левого плеча…
Короткий меч убийцы с легким шелестом покинул ножны.
— Я обязан думать о самозащите, — с извиняющейся улыбкой промолвил Портус, когда распоротый мечом шелк его рукава обнажил привязанные к плечу ножны.
Куурус, не глядя, перерезал удерживающие ножны Кремешки и коротким движением меча отбросил оружие в сторону.
— Я полагаю, это совсем неплохо, что здесь снова появились люди в черных одеяниях, — заметил Портус.
Куурус кивком согласился с его утверждением.
— Принеси паги! — повелительно бросил Портус одной из проходящих мимо рабынь, и та поспешила выполнить его приказание. С заискивающей улыбкой Портус снова обернулся к Куурусу: — С этим в Аре было плохо, — продолжал он, — после смещения Казрака из Порт-Кара с должности главы городской администрации и убийства Ома — верховного посвященного.
