Улыбнувшись, Найден спрыгнул с сосны и быстро направился на звук песнопений.
— Приди, весна, с радостью! — выйдя из леса к реке, запел он, поклонившись людям. Тех было много, один раз по сорок да еще половина, — видно, из нескольких селений сразу. Не прерывая пения, люди — в праздничных, расшитых разноцветными нитками, одеждах — расступились, приняли путника в круг.
Приди, весна, с радостью!
С великой милостью.
Со льном высоким,
С корнем глубоким,
С хлебами обильными.
Стая волков медленно, но верно окружала поющих людей. Прижав уши, серые твари ползли по темному снегу, чертили отощавшим брюхом по черным проталинам, оставляя на колючих кустах свалявшиеся клочья шерсти. Впереди полз вожак — злобный, поджарый, ничуть не потерявший силу от зимней бескормицы. Темная полоса тянулась по всему его хребту, от хвоста до холки, ближе к брюху шерсть светлела, на мощных лапах она тоже была светлой. Вожак был страшен: оскаленная пасть, глухое рычание, глаза, горящие желтым огнем. Следом ползли молодые волки-трехлетки, обычно наглые, но за зиму отощавшие, утратившие уверенность в своих силах. Не по зубам было им открывающееся на берегу реки многолюдство — старую лошадь задрать бы и то хлеб, а тут… Молодые волки тоскливо переглядывались, но упорно ползли вперед, опасаясь клыков вожака, а тот тут же загрыз бы любого, осмелившегося не подчиниться…
Вот и берег реки, люди…
Вожак бросился на них первым, безошибочно выцеливая из толпы приблудного светлобородого парня, словно запах его был давно знаком волку. Вожак прыгнул на пришельца, раскрыв пасть, полную острых зубов. Стая с рычанием бросилась на остальных…
Битва была недолгой. Вожака сразу, еще в прыжке, подняли на рогатины, а остальных недоносков просто забили палками. Забивая, удивлялись: с чего бы это всегда осторожные волки вдруг резко поглупели и потеряли страх настолько, что пошли на верную гибель? Неужто голод до такой степени достал?
Что ж, им же хуже, а местным мужикам — мягкие шкуры, вот уж, поистине, не знаешь, где найдешь, где потеряешь!
А в быстро затягивающихся смертной пленкой глазах вожака застыл только один образ — образ светлобородого парня, Найдена. Не знал Найден, что, не встреть он людей, не помогла бы ему и сосна. Не отсиделся бы, уснул или помер с голоду — волки бы никуда от сосны не ушли. Ибо не смели ослушаться Того, Кто Велел…
Но так могло бы быть, да, слава богам, не случилось. И Найден, быстро обретя новых друзей, уже весело шагал вместе с ними в деревню. Над лесом, над проталинами, над еще замерзшей рекой, заливая светлым пожаром вершины деревьев, вставало золотистое солнце, принося с собою первое весеннее тепло и радость близкого лета. Приди, весна, с радостью!
Глава 2
НОЧНЫЕ ГОСТИ
Март 862 г. Северная НорвегияОдин лишь ветер здесь хозяин;
Разбита дверь в дому;
Я ветром и войной измаян,
И я вхожу во тьму.
Хорст Ланге. «Кошки»
Низкое небо хмурилось над узким фьордом, окруженным скалистыми берегами. Моросил дождь, вымывая из горных расщелин остатки снега. С моря дул ветер, бросал на берег мутно-сизые волны, и те, шипя, откатывались назад, оставляя на черных камнях грязные клочья пены. В том месте, где залив вонзался в сушу, за низкой оградой из круглых камней темнела усадьба — длинный дом, наполовину вросший в землю, амбары, хлев, конюшня, корабельный сарай, приземистый и узкий, за ним, ближе к фьорду, — смотровая башня из толстых жердей. Двое слуг в промокших туниках из грубой шерсти кололи во дворе усадьбы дрова, складывая их в поленницу у дверей дома. Занятие это, как видно, полностью их занимало, поскольку они не обращали внимания ни на дождь, ни на серые воды фьорда, ни на лодку — а скорее, даже небольшую ладью, — что быстро подходила к причалу, не опустив квадратный шерстяной парус, сшитый из красных и зеленых полос. Ловко обогнув скалы — видно, кормчий хорошо знал фарватер, — лодка подошла к причалу. Один из сидевших на веслах соскочил на скользкие камни и, схватив веревку, быстро привязал суденышко к пирсу. Бросив ему кормовой конец, кормщик — молодой смуглый парень — тоже вылез из лодки, за ним поднялся на причал высокий человек с узким красивым лицом и темными мокрыми волосами. Велев остальным ждать, кормщик и узколицый, не оглядываясь, быстро пошли к усадьбе. Справа от них шумел водопад, окутанный радужной пеной, от этого водопада и прозвали залив Бильрест-фьордом — Радужным. Войдя во двор усадьбы, прибывшие удивленно переглянулись — уж больно запущенным выглядело хозяйство. Прохудившаяся крыша амбара, давно не ремонтированный сарай, клочья старого сена и щепки, валяющиеся по всему двору. Из коровника доносилось недовольное мычание.
— Эй, слуги! — крикнул узколицый. — Дома ль хозяева?
— Да нет никого, — обернувшись, ответил один из слуг. — Все в Скирингсалле с хозяином, Хельги-ярлом.
— А, так Хельги-ярл, выходит, в Скирингсалле?
— Да, там. И хозяйка Сельма с ним.
— А где же хозяйка Гудрун?
— Какая хозяйка Гудрун? — удивился слуга, а его напарник бросил на землю топор:
— Вы, видно, поминаете старую госпожу? Так три года прошло, как померла она.
— А, вот как…
— В один год со старым кузнецом Велундом.
— Что? Так и Велунд умер?
— Да, он умер. Ненадолго и пережил старую хозяйку. Как почувствовал, что время ему умирать пришло, так дождался бури, сел в лодку — с той поры его и не видели… Молодой-то ярл был тогда в походе с Железнобоким Бьорном, а когда возвратился — горевал очень по Велунду. Так никто не горевал и по старой хозяйке.
— Однако большие перемены в Бильрест-фьорде, — снова переглянулись пришельцы. — А что, живы ли еще старый Скъольд Жадина, да Свейн Копитель Коров, да Торкель-бонд из Снольди-Хольма? Или и они уже все умерли?
— Нет, они не умерли, — покачал головой слуга. — Живы все, кроме Торкеля-бонда — тот прошлым летом утонул в бурю. Дернули его тролли отправиться как-то на лодке к Рекину-ярлу, выплыл-то — солнце светило, а потом вдруг разгневался Тор-громовержец, молния заполыхала, да такой шторм поднялся, что и старики таких не упомнят. Так и утонул Торкель, больше его не видали.
— Еще бы вам его видать, коли он утонул, — усмехнувшись, резонно заметил узколицый. — А что, в Снольди-Хольме нет теперь хозяев?
— Да как же нет, господин? А хозяйка Сельма, жена нашего молодого ярла? Вот они вдвоем и владеют Снольди-Хольмом.
Гулко скрипнув, отворилась вдруг тяжелая дверь дома, сколоченная из толстых дубовых досок еще во времена старого ярла Сигурда. Из помещения высунулось наружу сморщенное женское лицо:
— С кем это ты там разговариваешь, Эйвир? — Старушка прищурила глаза и вдруг радостно всплеснула руками: — О, боги! Да это ж, никак, Ирландец с Трэлем! Помнишь меня, Трэль-мальчик?
