— Ком!
Саша пошёл за ним.
Немец уселся в коляску и показал Саше на заднее сиденье.
Делать нечего, назвался груздем — полезай в кузов. Саша уселся за водителем. Мотоцикл тронулся.
«Чёрт, вот ведь вляпался! Куда меня везут? Может, пока не поздно, достать пистолетик да в голову стрельнуть обоим?» — мысли в голове у Саши метались самые разные.
Но он решил подождать. Всё-таки по селу едут, выстрелит он — и погоню за ним быстро организуют.
Они выехали на окраину села. На земле сидели наши пленные красноармейцы — человек пятьдесят, а может быть, и поболее. Около них стоял долговязый рыжий молодой немец в очках, на его плече висел карабин. Явно из тыловых, скорее всего — из нестроевых.
Мотоциклист подкатил к нему. Офицер лихо выскочил из коляски. Слез с сиденья и Саша.
Офицер что-то быстро залопотал солдату, а может, судя по нашивкам на рукаве — и ефрейтору. Потом повернулся к Саше.
— Конвой, марширен! Ферштеен зи?
— Яволь, герр офицер!
Офицер кивнул, довольный тем, что полицай его понял, и крикнул:
— Ауфштейн!
Пленные начали медленно подниматься. Кто в гимнастёрке, кто в одной нательной рубахе, единицы в сапогах, большинство — в ботинках с обмотками; кто-то и вовсе босиком. Лица обросли щетиной — недельной, а то и поболее — давности. Глаза потухшие, апатичные.
Саша понял, что пленных поведут в какой-то сборный лагерь, а его немец привлёк для сопровождения, для конвоя. Всё-таки одного немецкого солдата для полусотни пленных было мало.
— Строиться в колонну по четыре! — крикнул Саша, демонстрируя перед офицером усердие в службе. Офицер кивнул довольно.
Солдат вышел вперёд колонны, Саша пристроился сзади. Солдат молчал, видимо, не зная русского языка. Саша крикнул:
— Колонна, вперёд — марш!
Пленные нестройно зашагали. Офицер постоял несколько минут, потом запрыгнул в коляску, и мотоцикл запылил по дороге. Куда они идут и сколько до лагеря, Саша не знал. Скорее всего, к вечеру дойдут.
На него обернулся красноармеец из последней шеренги:
— У, сука! Немцам продался!
— Шагай!
— Наши придут — повесят тебя на дереве, как собаку!
Пленный зло сверкал глазами.
— Ещё раз рот откроешь — пристрелю! — пообещал Саша.
Боец был без гимнастёрки и обут в сапоги. Саша сообразил — наверное, офицер. Гимнастёрку сбросил, чтобы немцы по петлицам звание его не определили. А может, и политрук. У них на рукаве гимнастёрки красные суконные звёзды были нашиты. Немцы их в плен не брали — расстреливали на месте, как евреев и цыган.
Остальные пленные брели молча, берегли силы. А скорее всего, смирились со своей участью. Да и куда бежать? Они в немецком тылу, для них война с её ужасами уже закончилась.
Но так думали не все.
Тот пленный, который грозился Саше, периодически оборачивался и крутил головой по сторонам. Он явно хотел дать дёру и ждал удобного случая.
Саша приотстал от колонны метров на пять-семь. Чего доброго пленный неожиданно кинется на него да камешком по башке угостит. Быть искалеченным или убитым своим же красноармейцем, пусть и пленным, не хотелось.
Слева и справа потянулись деревья, а ещё через полчаса жиденький лесок перешёл в густые заросли.
Пленный ещё раз обернулся, и Саша неожиданно для себя махнул ему рукой, показывая на кусты. Пленный секунду-другую раздумывал — а может, полицай специально его провоцирует, чтобы застрелить при попытке к бегству? Но потом решился: приотстал от колонны на шаг и метнулся за деревья. Саша сделал вид, что не заметил. Проявляя рвение, прикрикнул:
— Подтянись, не отставай!
Они шли часа три, потом немец скомандовал привал. Пленные обессиленно повалились на землю.
Саша присел на камень у дороги. Если бы пленные побежали в лес все вместе, он бы застрелил немца и ушёл с ними. Но убежал только один человек, в ком силён был дух свободы, кто хотел продолжать исполнять свой воинский долг до конца. Можно бороться с немцами и в тылу, а можно попробовать перейти к своим через линию фронта. Вот только неизвестно, как свои примут?
После привала шли ещё часа два. По дороге им встретился небольшой деревянный мост через узенькую речушку. Пленные бросились к реке и стали жадно пить. Видимо, никто не удосужился их накормить и напоить.
Немец смотрел на пленных безразлично, даже с презрением.
— Швайне, — только и промолвил он.
Люди напились вдоволь. У кого сохранились фляжки, наполнили их, и колонна двинулась дальше. В принципе Саше было всё равно, куда идти — в немецкий тыл или к линии фронта. Воевать можно везде, и везде наносить немцам урон. В их тылу даже сподручнее. На передовой или в ближнем немецком тылу войск много, особо не разгуляешься — сами солдаты настороже, и воинская выучка у них на высоте.
В тылу же немцы в расслабленном состоянии, удара не ожидают. Воинских подразделений мало, только тыловые части — пока ещё немногочисленные, да полицаи. Быстро немцы набрали штат полицейских; недели после оккупации не прошло, а уже полицию создали, управы в сёлах и городах, на столбах и заборах объявления повесили. Читал как-то Саша такое. За саботаж — расстрел, за хождение в ночное время без пропуска — расстрел, за хранение оружия или укрывательство красноармейцев — расстрел… Пунктов много, а наказание одно — смерть.
По деревням и сёлам стали ездить немецкие команды — реквизировали у местных жителей продукты для армии. Забирали скот, зерно, сало — продукты длительного хранения или предназначенные для переработки. И работать обязали тех, кто обеспечивал жизнедеятельность городов — водокачки, больницы, пищевые предприятия. Ну а железнодорожников — в первую очередь. Колею-то не успели перешить — с советской широкой на немецкую узкую. И паровозы ходили с русскими бригадами под немецким надзором.
К вечеру колонну пленных довели до сборного лагеря. Правда «лагерь» — слишком громко сказано. Огородили кусок поля колючей проволокой, и все пленные сидели и лежали на голой земле.
Немецкий солдат, который шёл впереди колонны, зашёл в сарай, служивший немцам комендатурой, и вынес Саше буханку чёрного хлеба и две пачки сигарет.
— Битте!
— Данке шон, — выскочило у Саши откуда-то из глубины памяти.
Солдат махнул рукой — свободен, мол.
Саша уложил хлеб в ранец, а сигареты оставил в руке. Когда солдат ушёл, он зашвырнул их за колючую проволоку. К сигаретам тут же бросились пленные.
Саша решил было бросить за «колючку» полбуханки хлеба, но из сарая вышел фельдфебель и уставился на Сашу. И он решил уходить — не стоило привлекать к себе внимание.
Перво-наперво пора узнать, где он находится. Недалеко виднелись избы, туда он и направился.
