Доктор Мираби нахмурился.
— Нам придется аккуратно процедить ее вам в легкие, понемножку.
— Понимаю.
— Мы просунем вам в рот тонкую трубочку и протолкнем ее вплоть до надгортанника. Конец трубки будет смазан локальным анестезирующим веществом, так что вы не будете чувствовать боль в надгортаннике слишком долго… На протяжении процедуры вы должны оставаться совершенно неподвижным. Попытайтесь полностью расслабиться и дышите только по моей команде.
Алекс кивнул.
— Ощущения будут весьма необычными, но они не опасны. Вы должны полностью решиться пройти через эту процедуру. Если вы поперхнетесь жидкостью и начнете кашлять, нам придется начать все сначала.
— Доктор, — сказал Алекс, — вам не нужно меня убеждать. Я не боюсь. Вы можете мне верить. Я не остановлюсь на полдороге. Я вообще не имею такой привычки. Если бы я имел привычку останавливаться на полдороге, я не был бы здесь, не так ли?
— Но вы будете чувствовать некоторый дискомфорт…
— Это для меня не новость. Этого я тоже не боюсь.
— Очень хорошо, Алекс — Доктор Мираби потрепал Алекса по плечу. — Тогда мы начнем. Займите место на операционном столе, пожалуйста.
Консепсьон помогла Алексу улечься на обитом кожей шарнирном столе и нажала ногой педаль. Под полом завыл привод, и верхняя часть стола приподнялась, согнув туловище Алекса в бедрах и остановившись под тупым углом. Алекс дважды кашлянул.
Доктор Мираби достал пару прозрачных перчаток, проворно распаковал один из своих зачехленных аппаратов и принялся щелкать переключателями. Открыв какой-то ящичек, он вынул из него пару ярко-желтых контейнеров с аэрозолем и вложил их в гнезда наверху аппарата. Затем подсоединил к кранам на контейнерах прозрачные пластиковые трубки и открыл оба крана, ответившие коротким пневматическим шипением. Машина загудела и заскворчала. Пахнуло горячей струей электрического сопротивления.
— Нам нужно разогреть жидкость до температуры крови, — пояснил доктор Мираби. — Чтобы промывание не оказалось для туберкул тепловым шоком. И кроме того, если жидкость будет теплой, она будет растворять хроническую мокроту более эффективно… или эффектно? Как правильно: «эффективно» или «эффектно»?
— Эффективно, — сказал Алекс. — Как вы думаете, меня не вырвет? Это моя любимая пижама.
Консепсьон сняла с него пижаму и деловито накинула вместо нее бумажный больничный халат. Затем пристегнула Алекса к столу двумя брезентовыми ремнями. Доктор Мираби подошел, держа в руках мягкий пластмассовый наконечник трубки, смазанный розовой пастой.
— Открывайте рот пошире, чтобы в него не попало обезболивающее, — предупредил он.
Несмотря на предупреждение, Алекс все же получил щедрый мазок пасты по основанию языка, моментально ставшего не менее омертвелым, чем отрубленный говяжий язык на колоде мясника.
Наконечник понемногу продвигался по тесной дорожке боли вдоль его гортани. Алекс почувствовал, как мясистый клапан в его грудной клетке запрыгал и захлопал, когда трубка прикоснулась к нему и проникла дальше. Затем наступило онемение, и огромное ядро плоти позади его сердца попросту потеряло способность чувствовать, обратилось в ничто, словно вынутая фабричным механизмом сердцевина яблока.
Его глаза наполнились слезами. Он скорее слышал, чем видел, как доктор Мираби прикоснулся к кранам. Затем пришел жар.
Он никогда не знал, что кровь такая горячая. Жидкость была теплее, чем кровь, и гораздо, гораздо более плотная, словно расплавленный до сметанообразного состояния вспененный свинец. Он видел, как жидкость по трубке перетекает в него. Она была химического зеленовато-голубого цвета.
— Дышите! — прокричал доктор Мираби. Алекс напрягся, пытаясь глотнуть воздуха. Странная раскатистая отрыжка вырвалась откуда-то из глубины его глотки, похожая на кваканье чудовищно огромной лягушки. На мгновение ему захотелось рассмеяться; его диафрагма дрогнула в тщетном усилии справиться с тяжестью жидкости внутри и затем успокоилась.
— El niсo tiene un bulto en la garganta, — спокойно, в разговорной манере, сказала Консепсьон. Она положила руку в латексовой перчатке ему на лоб. — Muy doloroso[14].
— Poco a poco[15], - сказал доктор Мираби, делая ей знак.
Привод под столом зашелестел вновь, и Алекс еще немного приподнялся. Жидкость перекатывалась внутри него с распирающей кишки инерцией обеда из девяти блюд. Воздух короткими выдохами вырывался из его сжатых губ, к верхнему небу поднялась горячая вязкая пена.
— Хорошо, — сказал доктор Мираби. — Дышите! Алекс попробовал еще раз, выпучив глаза. В спине что-то отчетливо хрустнуло, и он почувствовал, как из него вырвалась еще пара огромных пузырей воздуха — вонючих древних пузырей, словно поднявшихся со дна Ла Бреа[16].
Затем кислород неожиданно ударил ему в мозг. Оргазмический румянец разлился по его шее, по щекам. На один блаженный момент он забыл, что значит быть больным. Он чувствовал себя превосходно. Он чувствовал себя свободным! Он больше не ощущал скованности. Он был совершенно уверен, что сейчас умрет.
Он хотел заговорить, пролепетать что-то — может быть, слова благодарности, или последнее пожелание, или восторженно крикнуть, прося еще, — но не смог издать ни звука. Его легкие были словно две отливки из гипса и костяной муки. Каждое — до краев наполнено горячей жидкой резиной. Его мускулы спазмировались вокруг этих упругих мешков с жидкостью, словно кулаки, сжимающие два теннисных мячика, в ушах загремело, и все вокруг покрыла тьма. Внезапно он услышал напряженное биение своего сердца: «туп-туп, туп-туп»; каждое судорожное сжатие желудочков проходило сквозь его наполненные жидкостью легкие с гулкой подводной четкостью.
А потом остановилось и биение.
Вечером десятого мая Джейн Унгер произвела разведку под предлогом покупки героина. Она провела полчаса в очереди перед клиникой вместе с несчастными хрипящими и сипящими янки с той стороны границы. Покупатели, стоявшие в этой очереди, были самыми убогими, самыми жуткими, самыми отчаявшимися людьми, каких она когда-либо видела, если не считать настоящих преступников.
Как выглядят настоящие преступники, Джейн было известно, поскольку обширная сеть техасских тюрем некоторое время назад была освобождена от уголовников и переделана в медицинские карантинные центры и аварийные погодные убежища. Прежние же обитатели техасского гулага контролировались теперь программным обеспечением. Условно освобожденные преступники в своих защищенных от взлома электронных браслетах вряд ли смогли бы добраться до Нуэво-Ларедо, поскольку правительственная программа слежения остановила бы их еще на том берегу Рио-Гранде.
Ни у одного человека в очереди перед клиникой браслетов не было, но все они явно принадлежали к типу людей, у которых наверняка имеется множество хороших друзей с браслетами.
