— Какую оценку ты получила за контрольную, что вы писали на прошлой неделе?
— Узнаю только сегодня, — мрачно проговорила девочка.
— Если отметка будет хорошей, то после школы мы можем съесть по гамбургеру и запить молочным коктейлем.
Пат было трудно отказаться от такого соблазна. Прошли времена, когда ей удавалось наесться досыта гамбургеров и выпить столько коктейлей, сколько могло вместиться в ее маленькое брюшко. Вот она и заглотнула приманку с той естественностью, как это умеют делать только малыши, однако на секунду задумалась:
— А вдруг отметка будет плохой?
— Не беспокойся, в таком случае это будет утешительный приз.
К четырем пополудни мне самой может понадобиться утешительный приз, подумала Лиз. Хорошо все закончится пли плохо, мне будет необходимо подкрепиться. После короткой паузы она добавила:
— Не важно, какой будет оценка за контрольную. Главное, что ты приложила все силы, чтобы подготовиться к ней, и узнала что-то новое.
— Миссис Стефенс почти каждый день повторяет нам это, — согласилась ее племянница.
— Ну вот видишь. Не может же быть, чтобы мы обе ошибались.
Повернувшись к маленькой фигурке, сидевшей на краю кровати, Лиз с испугом прочитала в лице девочки все тайные страхи перед будущим, которых попросту не должно быть у такой крошки, и ободряюще улыбнулась.
Критически поглядев на свое отражение в зеркале, перед тем как покинуть комнату, девушка пришла к выводу, что одета вполне подходяще к случаю. Юбка, кофта, туфли на низких каблуках, осенний жакет — на дворе стоял октябрь — представляли собой разумную комбинацию красного и черного.
После того как Лиз оставила Патрицию у школы, до назначенной встречи оставалось примерно полтора часа. И она знала, что все это время ее будет бить дрожь волнения от неизвестности. Она не умела быть такой твердой и целеустремленной, как ее старшая сестра. Та всегда оберегала Лиз от столкновений с прозой жизни. После смерти Джейн девушка уже полтора года самостоятельно выгребала против течения, отвечая и за себя, и за свою племянницу.
И все это время ее не оставляло чувство неуверенности в завтрашнем дне, хотя она при этом отчетливо понимала, что все зависит от нее самой. И прежде всего — будущее Пат. Других родственников ни у нее, ни у девочки просто не было. Ни бабушки, ни дедушки, у которых можно было бы поплакать на плече, ни сварливой тетки, ни дядюшки, любящего «поддать», но все же доброго человека. Никогда еще в жизни Лиз не ощущала столь острое желание иметь поддержку семьи.
Это ощущение отличалось, как ей казалось, даже от того, что могло бы дать ей чувство сильного мужского плеча, если бы у нее был друг, уверенный в себе мужчина. Лиз в глубине души допускала мысль, что такие «сдвинутые» чувства обуревали ее, потому что на самом деле друг у нее был. Но можно ли считать сильным мужчиной чувствительного, подверженного резкой смене настроений Ника — натуру артистическую, — чье лицо с иконописными чертами обрамляли длинные локоны. Он декларировал, что не любит комфорт как проявление буржуазности. А на самом деле он просто не умел бороться с жизнью и делать ее сносной. И еще он патологически боялся любой ответственности. Именно потому и не старался помочь Лиз в воспитании юной леди, считая это непосильной для себя задачей.
— Я вольная душа, — заявил Ник в одном разговоре с Лиз, — и не могу надевать на себя никакие путы.
Увы, это было правдой, горькой правдой, и вызывало у Лиз чувство почти физической боли.
Клуб, который искала девушка, как и положено, находился достаточно далеко от людной улицы и остановки автобуса. А поскольку такси для Лиз было роскошью, она шла всю дорогу пешком и ноги у нее подгибались в прямом, а не в переносном смысле.
Она понимала, что злиться ей кроме себя не на кого. Тем не менее красивый фасад здания, где располагался клуб, вызвал у Лиз приступ раздражения. Ее маленькую беспомощную фигурку обтекал поток пешеходов, и никому не было дела до того, почему эта усталая девушка словно вросла в асфальт перед шикарным заведением. От холодного октябрьского ветра щеки Лиз порозовели, а глаза заблестели от слез. Чувствуя, как холод пробирается глубоко внутрь ее тела, девушка сделала усилие и, глубоко вздохнув, шагнула к входным дверям.
Оказавшись за ними, Лиз попала в другой мир. Она огляделась и не могла скрыть удивления. Прежде всего, ее поразила тишина, абсолютная и нерушимая. Шумы двадцатого века остались там, за дверями. Мебель явно дорогая, несла на себе следы времени — наверное, для того, чтобы никому не пришла мысль, что она может быть современной подделкой.
Лиз продолжала озираться с затравленным видом. Ее уколола мысль о полной несовместимости того, во что она была одета, с окружающей ее сейчас обстановкой. Гардероб, который она так тщательно подбирала, выглядел здесь каким-то шутовским нарядом. Нервно проведя рукой по волосам, Лиз собрала все свое мужество и направилась на поиски обеденного зала.
Пройти далеко ей не удалось. Будто появившись из небытия, перед ней вырос господин средних лет. Заранее зная ответ девушки, он все же поинтересовался, является ли она членом клуба.
— Нет, но…
— Это заведение, — заявил господин, довольно непочтительно оглядывая Лиз сверху вниз и обратно, — закрыто для посторонних. Боюсь, что мне придется попросить вас оставить помещение.
Собеседник Лиз, видимо, недолюбливал женщин вообще, вне зависимости от того, были они членами клуба или нет. Ее он вообще, кажется, принял, за побирушку. Господин довольно бесцеремонно положил руку на плечо девушки. Она, со злобным выражением на лице, отпрянула.
— Минуточку!
— Мисс, меньше всего мне хотелось бы сделать вам что-то неприятное. Не вынуждайте меня быть грубым. — Взгляд сузившихся глаз мужчины не предвещал ничего хорошего.
Ничего, ты у меня еще попляшешь! — ехидно подумала Лиз. Сдерживаясь, она холодно произнесла:
— У меня здесь назначена встреча кое с кем.
— Могу я поинтересоваться с кем? — спросил грозный цербер несколько озадаченным тоном.
— С Ричардом Гленном.
Услышав это имя, мужчина тут же изменил свое отношение к Лиз. Он даже ухитрился изобразить на лице довольно кривую улыбку.
— Как прикажете доложить, мисс?..
— Стоун.
— Ага, мисс Стоун. Не сочтите за труд следовать за мной. Я провожу вас к столу мистера Гленна.
Пока они лавировали между столиками и креслами по просторному холлу, подобревший внезапно страж порядка даже счел необходимым извиниться.
— Не считайте меня грубияном. Мы здесь просто вынуждены проявлять твердость. Зимой сюда пытаются просочиться… посторонние, чтобы укрыться от непогоды. Туристы по ошибке считают, что это рядовой ресторан, и тоже рвутся сюда. — В его голосе было слышно презрение.
Лиз слушала этот крик души молча. Она с любопытством обозревала то, что попадалось по пути. Мужчины и женщины делового вида — последние были в явном меньшинстве — сидели в удобных креслах и шуршали газетами. Чувствовалось, что они пришли сюда в обеденное время и, покончив с едой, теперь в тепле и неге пополняли запас новостей из мира бизнеса. Некоторые из них обменивались репликами, стараясь не нарушать тишину. Лиз подумала, что среди присутствующих должно быть немало знаменитостей, однако ей некогда было разглядывать эти самодовольные лица. И сидевшие в креслах тоже не глядели ей вслед, хотя она явно была здесь инородным телом и не могла не возбудить понятного человеческого любопытства. Но все эти люди благодаря хорошему воспитанию знали, что публично проявлять любопытство зазорно.