Своими думами Екатерина поделилась с маменькой, а та запечатлела их на страницах дневника, от строки до строки посвященного Яшиной биографии. В подходящих ситуациях она позволяла себе невесткины фразы цитировать, аккуратно ссылаясь на первоисточник.
«Я бы так обобщить и сформулировать не могла», — созналась она себе. И к ее благодарности Екатерине добавилось уважение.
— Как жаль, что он не увидит этой победы отца! — сказала Екатерина. И дотронулась до живота, который еще не нуждался в прикрытии шалью или платком.
Она ждала сына. И твердо намеревалась назвать его Яшей. Это не совпадало с желанием мужа. Но так как пол того, кому предназначено было продолжить их род, медицина пока не определила, каждый из супругов оставался при своем намерении, — и споры не возникали.
Реальность редко превосходит мечты… И все же маменька, мечтавшая о том, чтобы завоевания ее Яши равнялись завоеваниям легендарного Яши по фамилии Хейфец, не представляла себе, что сынок взойдет на самую престижную сцену одной из главных европейских столиц.
И что ему вручат там Гран-при Международного конкурса. Ей чудилось, что вот-вот что-то случится — и торжество будет сорвано. Она боялась, что все происходящее — лишь дерзкое сновидение, и тихонько спрашивала Екатерину: «Ему сейчас вручают Гран-при?», «Ему так аплодируют?..», «Его заваливают цветами? Его?!»
— Это и ваш Гран-при, — отвечала Екатерина. — Букеты, аплодисменты — все принадлежит и вам тоже!
Маменька скромно отмахивалась: зачем такие преувеличения? Но ощущение не зря прожитой жизни все уверенней и счастливей ею завладевало.
Будто уловив издалека, со сцены, не покидающие ее сомнения, сынок, начиная свое сбивчивое, короткое слово, лишь одну фразу произнес в микрофон вполне внятно:
— Ничего этого не было бы, если б не маменька…
Да, это несомненно произнес его голос: кто еще мог назвать ее маменькой? И зал ответил овацией. Английский аналог русскому «маменька» он подыскал заранее.
Екатерина сжала ее руку и самой себе с опаской проговорила:
— Не дай Бог, чтобы он и обо мне что-то сказал…
— Почему? — возразила маменька, готовая в тот миг на любую щедрость.
— Это было бы банально… дежурно. И могли бы вообще усомниться в его искренности.
Но Яша никого в своей благодарности к маменьке не приблизил.
— Лишь бы он не назвал Гран-при авансом на будущее, — продолжала тревожиться Екатерина.
Маменька все сильней прижималась к ее плечу.
Яша и про аванс не сказал: маменька воспитала его в деликатной застенчивости, но и в честности.
Со всех сторон Яше принялись пожимать руки.
— Не слишком ли крепко они жмут? Ему надо руки беречь!
С ошеломившей ее неожиданностью в зале обозначился и папенька, коего папенькой ни разу в их семье никто не назвал.
— Пойми, я не мог здесь, в такой день… не присутствовать, — переминаясь на каждом слове, начал он оправдываться перед бывшей супругой.
— Сперва надо было присутствовать в его жизни, — ответила она.
— Я очень хотел, я пытался, но ты…
Неуверенно начала пробиваться жалость к нему. Однако маменька все равно не дослушала — и двинулась вместе с Екатериной навстречу Яше.
Несостоявшийся папенька так и остался непредставленным сыну.
Вечером в гостинице сынок первый раз за все свои годы поинтересовался:
— А почему вы расстались?
— Я пробовала доказать, что главное для нас — это ты. Но его эгоизм и в малой степени не принимал мое устремление. И тогда я, не дожидаясь пока ты привяжешься к нему, ушла. А кроме того, он поднял на тебя руку!..
— И все-таки… ты была к нему вполне справедлива?
Она не ответила.
Наступила пора сюрпризов… В холле гостиницы их ждал господин с видом министра иностранных дел солидной державы. И дело у него было весьма «иностранное», международного уровня. Он представился. Но, ошарашенные его видом, ни Яша, ни маменька, ни даже Екатерина имени и фамилии не расслышали.
Стянув с рук лайковые перчатки, эластичность которых ощущалась на расстоянии, элегантным жестом сняв и шляпу в знак преклонения перед лауреатом, он затем в изысканной форме поздравил и всю семью. Казалось, движения его отрепетированы десятилетиями высоких, аристократичных общений.
— Я могу говорить по-английски? — спросил он по-русски с легким, украшающим речь акцентом.
В совершенстве английским владела только маменька. Поэтому гость продолжал по-русски:
— Мы можем подняться к вам в номер? Простите, что предстаю, как говорят в России, «непрошеным гостем». Но этого требует наиважнейшая — и для вас! — причина.
Организаторы конкурса словно заранее предполагали, что Яша завоюет Гран-при: раньше с такими люксами Яшу и всю семью знакомило не музыкальное, а лишь кинематографическое искусство.
— Вы слышали, быть может, что жил на свете гений продюсерского мастерства Сол Юрок? А вернее, великий служитель культуре! Ко всему уникальному, что в ней появлялось, Юрок приобщал земной шар.
О нем рассказывали в Консерватории — и Яша с Екатериной закивали.
При упоминании о великом служителе гость дважды привставал. И дважды вальяжно вновь погружался в кресло.
— Так вот, ныне есть продолжатель того дела, которое и делом-то называть, как говорят по-русски, язык не поворачивается, ибо это тоже служение. Он присутствовал на конкурсе, восхищался вами. И я в унисон… Но я восторгался как слушатель, а мой босс — в качестве члена жюри. Когда первую премию присудили вам, он улетел. Другие лауреаты его не интересовали: он знакомит человечество с виртуозами первого ряда. Кроме того, у босса все расписано по часам, нет, по мгновениям… А я остался, как говорят в России, «посланцем доброй воли»… своего патрона. Чтобы выполнить его личное поручение: встретиться с вами и пригласить на беседу. Этого удостаиваются лишь суперзвезды, которых он обнаруживает на небосводе искусства. Отныне вы — такая звезда!
Каждой фразой и каждым жестом своим он давал понять, что Яшу ждет дорога избранника, дорога фантастическая, о которой никто из них троих и помыслить не смел.
— Так хорошо, что даже немного страшно, — шепотом призналась Маменька.
— Незаслуженного счастья можно страшиться, а этот праздник вами с Яшей давно заслужен, — тоже шепотом возразила Екатерина.
И маменька успокоилась.
— Крупнейшие музыковеды возвестят о вашем таланте — уж босс об этом побеспокоится, — продолжал посланец. — А беседа, надеюсь, завершится подписанием договора на гастроли. По всем цивилизованным странам! Контракт, как я догадываюсь, рассчитан на много лет… Догадываюсь также, что будут предложены гонорары по высшей шкале. Я имею право только «догадываться»: подробности преподнесет сам патрон.
