– Ты имеешь в виду, как мог появиться полукровка отвампира и человека? Я не знаю. Этого не знали и твои родители. Они и не надеялисьна то, что у них будет ребенок. – Опустив голову, дядя Брэккен с силойпровел рукой по волосам, словно пытаясь сбросить тяжесть нахлынувшихвоспоминаний. – Они и не знали, что ты станешь вампиром. Твой отец принестебя ко мне, потому что умирал, а я был единственным, кому он мог довериться.Он знал, что я не передам тебя старейшинам Царства Ночи.
– Может, так было бы лучше, – прошептала Джез.
Дядя сделал вид, будто не расслышал этих слов.
– Тогда ты жила, не нуждаясь в крови, и выглядела какчеловеческое дитя. Даже не знаю, что заставило меня попытаться узнать, сможешьли ты научиться питаться, как вампир. Я принес кролика, прокусил ему горло идал тебе ощутить запах крови. – Воспоминание об этом заставило дядюрассмеяться. – Твои маленькие зубки заострились как положено… и ты знала,что нужно делать. Тогда я понял, что ты – настоящая Редферн.
– Но это не так. – Джез показалось, что эти ееслова прозвучали откуда-то издалека, будто их произнес кто-то другой. – Ядаже не Ночной обитатель, я – отребье.
Дядя Брэккен поднял голову и взглянул на племянницу. Егоглаза, обычно такие же серебристо-синие, как и у Джез, вспыхнули серебрянымпламенем.
– Твоя мать была хорошей женщиной, – резко ответилон. – Твой отец отдал все, чтобы быть с ней вместе. Она не была отребьем.
Джез отвернулась. Она не чувствовала ни стыда за свои слова,ни жалости к себе, она не ощущала ничего, кроме переполнявшей ее пустоты.
Она лишилась всего разом. У нее не было будущего, а прошлоеи все ее воспоминания оказались ложью. Она не была охотницей, не была хищником,рыскающим в поисках добычи и занимающим свое законное место в природе. Она былапросто убийцей. Монстром.
– Я больше не могу здесь оставаться.
– Не знаю.
Печально вздохнув, дядя Брэккен замолчал и задумался. Вдруглицо его немного просветлело.
– У меня есть идея, – медленно произнес он.
Глава 4
Правило номер один, когда живешь с людьми: всегда смывайкровь, прежде чем войдешь в дом. Джез стояла во дворе у водопроводной колонки,подставив руки под ледяную струю. Она оттирала – очень тщательно – длинныйтонкий кинжал из расщепленного бамбука с заточенным, как осколок стекла,лезвием. Отмыв нож, она засунула его за высокое, до колена, голенище правогосапога, затем смочила водой несколько пятен крови на футболке и джинсах ихорошенько поскребла их ногтем. Наконец она вытащила карманное зеркальце ивнимательно осмотрела свое лицо.
Девушка, которая сейчас смотрела на нее, была не слишкомпохожа на ту дикую охотницу, которая с торжествующим хохотом перелетала сдерева на дерево в Болотном лесу. Черты ее лица остались прежними, толькоутратили детскую округлость – ведь Джез уже была на год старше. И рыжая гриваее волос оставалась такой же, хотя теперь хозяйка стягивала их сзади узлом – впопытке укротить этот огненный вихрь. Но выражение лица стало другим –печальным и мудрым. И глаза уже не были серебристыми и угрожающе прекрасными.Это осталось в прошлом.
К тому же Джез обнаружила, что может обходиться без крови,если не пользуется своей силой вампира. Обычная человеческая пища поддерживалаее… и делала еще больше похожей на человека.
Но этот затравленный взгляд… И сколько бы Джез ни пыталасьпридать ему былую твердость и решительность, он все равно походил на взглядраненого оленя, который покорно ожидает смерти. Иногда ей казалось, что этопредзнаменование.
Ну, так. Лицо чистое, следов крови нет. Она сунула зеркальцев карман. Вид у нее вполне приличный, если бы не одно «но»: она слишкомопаздывала к обеду. Завернув кран, Джез направилась к задней двери невысокого,но просторного фермерского дома.
Когда она вошла внутрь, все взгляды обратились к ней.
Семья обедала на кухне, за дубовым столом, отделанным белымпластиком и освещенным яркой люминесцентной лампой. Из гостиной доносилсябодрый рев телевизора. Дядя Джим, брат ее матери, жевал тако, просматриваяпочту. У него были рыжие волосы, темнее, чем у Джез, и удлиненное лицо,выглядевшее, как и у матери Джез, каким-то средневековым. Обычно дядя тихо иотрешенно витал в своих грезах. Но сейчас и он с укоризной, молча – его рот былзанят едой – взглянул на Джез.
Толстушка тетя Нэнэми болтала по телефону, отхлебываядиетическую колу. Она была невысокого роста, с темными блестящими волосами;когда она смеялась, ее глаза превращались в щелочки. Увидев Джез, она нахмурилась,затем открыла рот, но ничего не сказала.
У десятилетнего Рикки были выразительные брови и морковногоцвета волосы. Он широко улыбнулся Джез, показывая все свои зубы:
– Привет!
Джез улыбнулась ему в ответ. Что бы она ни сделала, Риккивсегда был на ее стороне.
Клэр – двоюродная сестра Джез и ее ровесница – с чопорнымвидом ела тако, накалывая на вилку нарезанные кусочки. Она выгляделауменьшенной копией тети Нэн, но вид у нее был гораздо более кислый.
– Где ты была? – спросила она. – Мы почти часждали тебя к обеду, а ты даже не позвонила.
– Извините, – оглядев всех, произнесла Джез.
Перед ней разыгрывалась такая обычная семейная сцена,настолько типичная, что это поразило ее до глубины души.
Год назад она оставила Царство Ночи, чтобы найти этих людей,родственников своей матери. Вот уже одиннадцать с половиной месяцев прошло стех пор, как дядя Джим принял ее, ни о чем не зная, кроме того, что Джез былаего племянницей-сиротой и что семья ее отца отказалась от нее, так как не моглабольше с ней справиться. Все эти месяцы Джез жила вместе с семьей Годдард и досих пор не могла приспособиться к этой жизни.
Она могла внешне выглядеть обычным человеком, могла вестисебя как обычный человек, но человеком она быть не могла.
Как только дядя Джим прожевал еду и собрался заговорить сней, Джез быстро произнесла:
– Я не голодна. Пойду делать уроки.
– Постой! – окликнул ее дядя.
Но в этот момент Клэр швырнула салфетку на стол и двинуласьследом за Джез через холл.
– Что значит «извините»? Ты ведешь себя так каждыйдень. Ты всегда исчезаешь, где-то болтаешься, являешься домой после полуночи ипри этом даже не считаешь нужным ничего объяснить.
– Да, Клэр, я знаю, – не оборачиваясь, ответилаДжез. – Постараюсь исправиться.
– Ты говоришь это каждый раз. И каждый раз всеповторяется. Разве ты не понимаешь, что мои родители беспокоятся о тебе? Тебечто, все равно?
– Нет, Клэр, не все равно.
