Некоторое время никто не заходил. На улицах, насколько видел глаз, вообще не было никого. Я задумался.
Так я просидел, наверное, с час. Неподалеку от меня С'ю-с'и посылала свои волны на берег, я же мысленно гулял вместе с тобой по нашему абрикосовому саду, беседовал на нашу излюбленную тему: «Суеверные глупости астрологии», и попытался пошутить: мол, любимый мопс моей четвертой жены родился под знаком Заколки для волос, асцендент в Чесноке и ты засмеялся…
Но тут зазвенел колокольчик, прикрепленный наверху к двери, и я в страхе вскочил: в помещение вошла клиентка. Я воздержался от поклона в три восьмых и пробормотал приветствие, а клиентка сказала:
— Разве госпожи С'ю-с'и нет? У меня абонемент.
Я не знал, что значит «абонемент». Скрытый недуг? Болезнь волос? Внешне дама выглядела совершенно здоровой, хотя была сильно загорелой, морщинистой и обвешанной невероятным количеством золотых украшений.
— Нет, о солнце города Кёлиня, госпожа С'ю-с'и отсутствует. До конца ее, надеюсь, долгой жизни, ей будут причинять страдания болезнь печени и мозоли на ногах, потому что ей не удалось насладиться вашим обществом, о прекрасное солнце Кёлиня!
Я знал, что у большеносых не принято говорить столь вежливо, и решил, что подобное приветствие вынудит клиентку ретироваться как можно скорее. Но случилось обратное. Клиентка просияла, показала свои белые зубы (я тут же отметил, что они съемные), сказала: «Ах, как оригинально», и уселась на один из стульев, стоявших перед зеркалами у стены.
— Где же госпожа С'ю-с'и? Когда она придет?
Я не мог сказать правду. Мне ничего не приходило в голову, и поэтому я ответил:
— Она пошла на рынок, чтобы купить себе лошака.
— Как оригинально! — прокаркала белозубая, — Что, сейчас модно держать лошаков? А когда она вернется?
— Могу ли я позволить себе просить вас, удостоившую нас своим яшмовым присутствием, с лицом, подобным серебряному диску луны, обратить на мгновение свой блеск на эти мертвые предметы, чтобы я смог направить свои недостойные ноги в задние комнаты? — сказал я, побежал в заднюю комнату, осторожно закрыл дверь, потряс госпожу С'ю-с'и и прошептал:
— Там пришла одна, с белыми зубами, что мне делать?
С'ю-с'и издала, пробуждаясь, звук подобный скрипу старых городских ворот и спросила:
— Что случилось?
Я повторил свой вопрос.
— Скажи ей что-нибудь.
— Уже сказал. Она уселась в кресло и страдает абонементом.
С'ю-с'и опять заснула. Я снова потряс ее. Городские ворота опять заскрипели.
— Что мне делать?
С'ю-с'и сказала что-то такое, что мне не хочется повторять, и что означало: увлажни своим языком ту часть ее тела, на которой сидят. Этого я, конечно, делать не стал. Это было сказано образно.
— Да, конечно, но все же: что мне делать?
— Вымой ей голову… и возьми ножницы… и… что ты сказал? У нее абонемент? О Боже. Я не в состоянии… вылей ей что-нибудь на голову… там всего полно…
И она опять уснула. Позже она мне объяснила, что ей снился тяжелый сон. Ей приснилось, что она родила поросенка, и кроме того, она думала, что ее будил не я, а ее помощница.
Я вышел из задней комнаты и, как умел, принялся за работу.
Белозубая вскоре стала похожа на выкрашенного в зеленый цвет дикобраза. Вероятно, я вылил ей на голову не совсем подходящие настойки. Посмотрев в конце процедуры в зеркало, она закричала. Я только один раз в жизни слышал, чтобы женщина так кричала. Это случилось, когда главной королевской наложнице Хуан-гуа, сейчас уже скончавшейся, сообщили, что ее сын съел канарейку. Потому что это была ее любимая канарейка.
Белозубая кричала так, что воздух дрожал, и горы сдвинулись с места. Ее крик был мощным, как колонны храма, и ее попеременно черные и серно-желтые вопли зигзагообразно прошли сквозь воды земли и пробудили всех демонов, которые, правда, от ужаса заткнули себе уши — кроме одного из них, у которого было больше ушей, чем рук, и ее крики через четыре незакрытых уха проникли в самые бездны его души, отчего он незамедлительно проглотил луну и задушил землю своей щетиной… Тут даже госпожа С'ю-с'и проснулась, и спешно прибежав, закричала: «Что случилось — пожар?», однако на удивление быстро взяла себя в руки и проявила присутствие духа. Сознавая свою вину, я забился в дальний угол с нагретыми щипцами в руках. С'ю-с'и, однако, подошла к обвешанной золотом и сказала:
— Прекрасно! Теперь все так ходят.
— Правда? — спросила золотоносная.
— Я вам говорю. Я для этого специально выписала Ки-тайского специалиста по стрижке волос из города «Большое Яблоко».[4](Большеносые совершенно необъяснимо называют Срединное царство — Ки Тай). Там все, обладающие изысканным вкусом, носят такие прически.
Таким образом я стал мастером в искусстве стрижки волос. Счастья мне это не принесло, но средства к жизни я получил. На деньги за косу я купил себе в одной лавке подержанных вещей два Ко-туня, какие здесь носят большеносые, шкатулки для ног из жесткой кожи, а так же дорожную сумку, в которую спрятал мои дорогие настоящие платья. Остальным меня обеспечила госпожа С'ю-с'и, и все было более-менее терпимо. Многочисленные дамы из города Кёлиня, обладавшие изысканным вкусом, после описанного мною происшествия стали носить зеленые волосы и походить на раскрашенных дикобразов.
Но моя голова была постоянно занята другими мыслями: как попасть в Минхэнь? Как найти там госпожу Кай-кун и выдержавшего государственный экзамен господина Ши-ми? Это были единственные люди, которые знали о моем истинном происхождении во время моего первого пребывания здесь и у которых я мог найти надежное прибежище. Сначала я попытался открыть всю правду госпоже С'ю-с'и. Однажды вечером, когда мы закрыли цирюльню, я рассказал ей о моем путешествии во времени — робко и осторожно. Она посчитала это шуткой и сказала, что ей так смешно, будто она родила поросенка.
— Ты, наверное, беженец, — сказала она, — который у себя дома что-то натворил. Успокойся, меня это не касается, я не хочу ничего знать, и пока ты будешь красить баб в зеленый цвет, тебе тут будет хорошо.
О какой-либо оплате моей работы не было и речи. Однако не это явилось причиной, почему я однажды ночью — а я провел у госпожи С'ю-с'и приблизительно половину лунного месяца — тайком покинул прекрасный город Кёлинь. Причиной была сама госпожа С'ю-с'и. Я полагаю, что не должен быть неделикатным и описывать подробности. Я ничего не имею против округлых дам. Тебе известно, что мою первую жену, к этому времени уже скончавшуюся, в определенные моменты я называл «мой маленький окорочок», и что моя пятая жена была тоже весьма полной, но размеры госпожи С'ю-с'и вышли за тот предел, где я уже не мог испытывать к ней ни малейшей склонности. Прежде всего эти ее ужасающе огромные ноги.
