– Конечно. Я понимаю, что там будет немного тесновато.Ну, ничего… в тесноте, да не в обиде.
– А как насчет слонов?
– И слонов тоже придется взять. Слона и слониху.Как-нибудь поместятся…
– А… моржей?
– И моржей. Я же сказал, что Бог приказал мне! Его инструкциина сей счет были вполне ясными: возьми, говорит, каждой твари по паре…
На этот раз жена ничего не ответила Ною. Она только смерилаего взглядом, который был красноречивее всяких слов. В нем можно былопрочитать: «Ох уж этот старый Ной! Опять где-то напился, вот и несет Бог вестьчто».
Аззи перевел взгляд со сцены в зрительный зал. Похоже,публика принимала пьесу весьма благосклонно. В импровизированном театресобралось около сотни человек. Они сидели на скамейках, вольно развалясь, ивнимательно следили за ходом действия. Реплики жены Ноя вызывали у них бурныйвосторг. Они хохотали, стучали кулаками по скамьям, топали ногами, выражаяактрисе, игравшей роль жены Ноя, свое одобрение. Это были в основном простыелюди – провинциалы, вчерашние крестьяне, перебравшиеся в город, – и многиеиз них в первый раз попали в театр. Возможно, именно отсутствие вкуса узрителей помешало полному провалу этой пьесы, не вошедшей в классическийрепертуар.
Аззи сидел справа от сцены, в некоем подобии ложи,устроенном специально для благородной публики. Эти места, конечно,располагались ниже сцены, но ряды кресел «ложи» порядком возвышались надскамейками партера, чтобы благородная публика не чувствовала себя поставленнойна одну доску с чернью. По правде сказать, Аззи больше занимала другая сцена:со своего места он мог прекрасно видеть, как актрисы, игравшие роли невестокНоя, переодевались перед выходом на сцену. Публика, сидевшая в партере,хохотавшая над глупейшими ужимками актеров и ковырявшая в зубах грязнымипальцами, слегка раздражала его, равно как и наивная пьеса «Ной», которую онсмотрел. Воспитанный на высокой греческой трагедии, Аззи не любил пьес, в концекоторых зрителю обязательно преподносилась мораль.
А действие на сцене разворачивалось. Ной все-таки затащилсвою семью в ковчег. Начался ливень. Ввиду полного отсутствия сценическойтехники дождь изображал мальчик-прислужник, взобравшийся на высокую лестницу сбольшой лейкой и ливший из нее воду на сцену, крича при этом: «Потоп начался!Потоп начался!» Как и вся пьеса, этот сценический прием был жалкой пародией наВсемирный Потоп, когда сорок дней и сорок ночей бушевал свирепый ураган и волныносили Ковчег – маленький островок жизни – по бескрайней водной пустыне.
Во время короткой паузы Аззи обернулся к своему соседу положе – прилично одетому мужчине средних лет:
– Итак, мораль ясна: слушайся Бога, и все у тебя пойдеткак по маслу. Что за банальность! И как все это непохоже на то, чему мыволей-неволей становимся свидетелями в обычной жизни! Ведь согласитесь, реальнаяжизнь намного сложнее, и события в ней переплетаются столь причудливо, что,казалось бы, великие начинания в итоге кончаются ничем, а самые незначительныепроисшествия приводят к драмам мирового масштаба. Короче, бытие и его тайна неукладываются в тесные рамки причин и следствий, как некогда сказал один мудрец.
– В том, что вы сказали, есть определенныйсмысл, – ответил сосед Аззи, – и сразу ясно, что вы человек неглупыйи наблюдательный. Но заметьте, сударь, что пьесы подобного сорта и не претендуютна адекватное изображение действительности. Их цель – показать, как человекуследует вести себя в различных обстоятельствах.
– Разумеется, сударь, – сказал Аззи. – Новедь это же просто открытая пропаганда. Согласитесь, сударь, что вам было быкуда приятнее посмотреть пьесу, менее щедро приправленную моралью. Ведь гораздозанятнее следить за событиями, когда не знаешь наверняка, чем кончится дело,нежели пребывать в твердой уверенности, что в конце Добро восторжествует ипорок будет наказан.
– Что ж, если такая пьеса когда-нибудь пойдет в театре,то, я полагаю, это внесет свежую струю, – согласился собеседник рыжегодемона. – Но сомневаюсь, чтобы наши клерикально настроенные писаки былиспособны создать такое философское произведение. Впрочем, если вы желаетепоговорить о театре вообще и о пьесе в частности, не составите ли вы мнекомпанию за кружкой эля после того, как спектакль кончится?
– С удовольствием, – улыбнулся Аззи. – Я АззиЭльбуб, джентльмен по роду занятий.
– А я Питер Вестфал, – представился новый знакомыйАззи. – Я торгую зерном. Держу лавку у церкви св. Георгия, в Филде. Но мнекажется, что актеры готовы продолжать…
Представление снова началось, и Аззи, зевая, едва досидел доего конца. Затем, как и было условлено, Аззи пошел вместе с Питером Вестфалом инесколькими его приятелями, тоже смотревшими пьесу, в трактир «Пестрая корова»,расположенный на Холбек-лэйн, недалеко от центральной улицы города. Хозяинпринес кружки с пенящимся элем, и Аззи заказал на всех жареную баранину скартофелем.
Аззи пристально разглядывал своего нового знакомого,стараясь при этом казаться рассеянным и непринужденно болтать, переводяразговор с предмета на предмет (что свойственно как демонам, так и разведчикамвсех времен). Кружка доброго эля как нельзя более располагает к тому, чтобылучше узнать человека. Питер Вестфал был человеком средних лет, сангвиническоготемперамента; он успел обзавестись лысиной и солидным брюшком – внешнимиатрибутами преуспевающего коммерсанта, – но при всем при том оставался весьмабодрым и полным оптимизма. Манеры его были довольно приятными, а по походкеАззи безошибочно распознал в нем подагрика. Из слов, оброненных им в ходебеседы, выяснилось, что детские годы он провел в одном из монастырей вБургундии, где получил довольно приличное образование. По тому, как ПитерВестфал отказался от мясной пищи, Аззи угадал в нем вегетарианца, члена тайногобратства Сторонников Очищения Души посредством Очищения Желудка. (Эта ересьтолько начинала распространяться в Европе в те времена.) Аззи, конечно, менеевсего заботила чистота души Питера Вестфала и его принадлежность к какому-либоиз религиозных течений; он просто чисто автоматически отмечал про себя такиемелочи – привычка, выработавшаяся у него уже давно. Он собирал и хранилинформацию, как скряга собирает и хранит серебряные и золотые монеты, с тойтолько разницей, что Аззи надеялся пустить свои «капиталы» в оборот и ждалподходящего момента.
Разговор тем временем сам собой перешел на сегодняшнююпьесу.
В ответ на реплику Аззи, нашедшего пьесу не слишкоморигинальной, Вестфал изрек: – Но она и не претендует на оригинальность,поймите, сударь! Это просто нравоучительная история, рассказанная нам вназидание…
