— Довериться мне?
Кардинал Кьярамонти подал знак монсиньору Луиджи Бруно, который с таинственным видом достал из портфеля желтый пакет внушительных размеров.
— Помимо доклада о Папе, — заявил пурпуроносец, — вы найдете здесь прямой телефонный номер моего кабинета, а также сотовый телефон, по которому сможете оставить нам сообщение в любое время суток. Мы должны действовать одной командой, брат Гаспар, подобно тому, как это делали первые апостолы. Важно, чтобы мы до мельчайших подробностей были в курсе всего, что касается Верховного Пастыря. И не советую относиться к моим словам легкомысленно. Надеюсь, что, внимательно прочитав досье, вы поймете всю серьезность ситуации. И вот еще что: не говорите никому, абсолютно никому об этом пакете, равно как и о нашей беседе, все должно оставаться строго конфиденциальным. Вы никогда здесь не были, и я ничего вам не говорил. Понятно?
Монах утвердительно кивнул, взял пакет, открыл его, достал папку и принялся читать, то и дело останавливаясь. Это напоминало подробный, день за днем, отчет о поступках Папы за три последних месяца, включая отправленные им личные письма и телеграммы высокопоставленным церковным лицам других государств, так же как и свидетельства епископов и кардиналов, недавно видевшихся с Папой.
— Это что, шутка? — возмущенно спросил брат Гаспар.
— Так вы беретесь за это дело?
— Дело? О чем вы говорите, ваше высокопреосвященство?
— Недуги Его Святейшества… — начал было монсиньор Луиджи Бруно.
— Бессонница, — резко прервал его кардинал Кьярамонти.
— Именно.
— Он не пробовал принимать валерьянку?
— Бессонница, и не только, брат Гаспар, — продолжал кардинал. — Бессонница, которая длится дольше, чем может выдержать любой человек, и не будем забывать, что Его Святейшество, кроме всего прочего, человек. Человек, который к тому же, мягко выражаясь, уже не во цвете лет.
— Мы боимся, — вмешался монсиньор, — что бессонница вызывает у него серьезные галлюцинации.
— А врачи? Что говорят врачи?
— Папа наотрез отказывается даже слышать о врачах, — продолжал монсиньор.
— Ситуация безнадежна, — подвел черту кардинал. — Поэтому вы и здесь.
— Я? Бедный монах?
— Оставьте вы ваше притворное смирение, не прибедняйтесь, пожалуйста. Вы начинаете меня сердить.
— Так в чем моя задача? Что я, по-вашему, должен сделать?
— Главное, глядите в оба, постарайтесь заметить даже малейшие признаки одержимости, и в случае если ваше ученое мнение подтвердит наши подозрения, вам придется применить все ваше искусство, дабы изгнать Нечистого. Разумеется, в вашем распоряжении будет все, что вам потребуется, включая содействие папской префектуры, не говоря уже о государственном секретариате. Это и все прочее.
— И все прочее, — как эхо, подхватил монсиньор.
— Не знаю, до конца ли я вас понял. Вы просите меня…
Но он не осмелился закончить фразу.
— Послушайте, брат мой, у нас есть серьезные основания полагать, что в Папу вселился Нечистый.
— Что? Разве такое возможно?
— Вы специалист, — сказал Кьярамонти с улыбкой, в которой брату Гаспару почудилось лукавство, — и это мы хотим от вас узнать: разве такое возможно?
Брат Гаспар задумался, прочистил горло и сказал:
— Нет.
— Нет?
— Да, — поправился брат Гаспар.
— Так «да» или «нет»? — сказал Кьярамонти. — На чем остановимся, брат Гаспар?
— Рискованное предположение вашего высокопреосвященства ставит ряд вопросов, касающихся глубин нашего учения, над которыми следует поразмыслить спокойно и без спешки.
— Не пытайтесь увильнуть, брат Гаспар. Мы говорим с вами серьезно, совершенно серьезно.
— Разве речи вашего высокопреосвященства не покушаются на догмы Святой Матери Церкви?
— Какую догму вы имеете в виду?
— Так, сразу, мне приходит в голову с полдюжины.
— Например?
— Разве мы не подвергаем сомнению прямую связь Папы с Духом Святым? А как быть с догмой о папской непогрешимости? Куда ее девать? В каком жалком положении она оказывается. И разве тем самым мы не противоречим по меньшей мере полдюжине заповедей, составляющих существенную и основополагающую часть вероучения, которому мы посвятили свои жизни?
— Полноте, — был краткий, но удивительный ответ его высокопреосвященства кардинала Кьярамонти.
— Если Папа желает поддерживать сношения с дьяволом, — стоял на своем доминиканец, — в случае если это вообще возможно, такой образ действий наверняка подчиняется промыслу Божьему.
Подобная аргументация вызвала среди присутствующих сильное волнение.
— Что? Раскол в Церкви? Бога ради, брат Гаспар! Мы должны взять бразды правления Ватиканом, поскольку тот, в чьих руках они находятся сейчас…
— …первостепенно важно, чтобы Его Святейшество вновь обрел здравый рассудок, — заявил архиепископ Ламбертини.
— О чем мы говорим: о старческих проявлениях, безумии или одержимости? Еще со времен декреталий Реймсского синода Церковь предупреждала нас о роковой ошибке — смешении одержимости бесом с обычным психическим заболеванием.
— Именно, брат мой, именно, — миролюбиво вмешался Кьярамонти.
— Что «именно»?
— Именно поэтому вы и здесь. Если кто-то и может определить, дерзнул ли дьявол проникнуть в Ватикан, то этот кто-то — вы. По крайней мере мне не приходит в голову никто, кому бы это было столь явно предначертано. Кто, если не вы?
На какое-то мгновение доминиканцем овладело тщеславие, когда он убедился в том, насколько высоко ценят в куриальных кругах его знание злых сил.
— В докладе, который вы сейчас держите в руках, — добавил монсиньор, — вы найдете достаточно поводов для подозрений.
— Повторяю вам, — вставил кардинал, — мы говорим о расчленении мистического Тела Христова.
Однако, несмотря на все новые данные, касающиеся сложившейся ситуации, суть дела раз от разу представлялась брату Гаспару все более неясной.
— Я хотел бы заявить о том, что… О том, что для того, чтобы изгнать злой дух из смертного тела Его Святейшества, я первым делом должен убедиться, что он действительно вселился в тело Преемника святого Петра, как вы предполагаете и в чем лично я сомневаюсь.
— Это ваше право, брат Гаспар. Мы ожидаем, что вы будете действовать исключительно согласно своей совести и как человек сведущий. Но с самой горячей заботой предупреждаем: будьте начеку.
— В докладе содержится все необходимое, — настойчиво повторил монсиньор Луиджи Бруно.
— Надеюсь, вы придете отобедать с нами, мой возлюбленный брат Гаспар? — спросил кардинал Кьярамонти, стараясь изобразить нежную привязанность, которой он, несомненно, не испытывал.
