– Загрязнили? – удивилась Риба.
– Да, – иронически скривил губы незнакомец, – по их стандартам. Зато оставили после себя фантастически богатую кислородом среду обитания.
– Plus ca change, plus c'est la meme chose, – мягко ответила она.
Незнакомец криво улыбнулся, однако мгновенно перевел:
– Чем больше происходит перемен, тем дольше все остается неизменным. Совершенно верно. Четыре миллиарда лет, и все осталось почти как прежде.
Он снова постучал по скале, прислушиваясь к глухому звону металла о камень.
– Иногда я гадаю, что будет после нас.
– Кто-нибудь унаследует этот мир точно так же, как мы унаследовали его от водорослей, – медленно протянула она, глядя на невероятно древнюю черную скалу.
Миллионы лет… жизнь возникает, умирает, изменяется… развивается по спирали, время завершает цикл, начиная новый, и существование и гибель уравновешены так же гармонично, как кристаллическая решетка идеального алмаза. Ничто не теряется окончательно, одна форма перетекает в другую. Жизнь и смерть – части одного и того же континуума, различные грани на поверхности времени.
Сама того не сознавая, Риба глубоко вздохнула. Ледяной ком, осевший в желудке в ту ночь, когда скончался Джереми, начал таять. Стоять здесь, понимать, что вечность сгустилась в черном камне, слышать звуки этого глубокого мягкого голоса означало хоть ненадолго проститься с одиночеством.
– Мысль о полном вымирании не тревожит вас? – осведомился он, не сводя с нее ставших неожиданно прозрачными глаз.
– Это не вымирание, а всего лишь очередная перемена, – медленно выговорила Риба. – Птицы были когда-то динозаврами.
Его смех оказался таким же удивительным, как огонь, вспыхивающий в черном опале.
– Следовало бы ожидать, что встречу здесь еще одного геолога.
Риба покачала головой, так что солнечный свет заиграл переливами в густых золотистых волосах.
– Всего лишь любитель естественной истории, – пояснила она, вспомнив, как ее муж-профессор смеялся над увлечением «холодными науками», в то время как он открывал жене мир романских языков, а вернее говоря, просто вдалбливал их насильно и неумолимо. К тому времени как был оформлен развод, Риба читала и понимала по-испански, португальски, итальянски и прекрасно владела французским.
Но она не пользовалась ни одним этим языком и не получала удовольствия от бесполезных знаний до встречи с Джереми. Он упорно отказывался выучить язык своего отца-англичанина, человека, соблазнившего и покинувшего его мать. Риба впервые увидела Джереми на станции техобслуживания, когда тот, размахивая руками, безуспешно пытался на пальцах объяснить механику, что случилось с машиной.
Риба вызвалась перевести взволнованную речь незнакомца и впервые ощутила трепет человека, понявшего, что может проникать сквозь языковые барьеры, объясняться с людьми разных национальностей.
И когда Джереми ответил ей на прекрасном французском с безупречным парижским выговором, Риба инстинктивно осознала красоту языка как средства общения, а не бесконечного ряда скучных академических упражнений.
– И лингвист, – сказал незнакомец.
– Что? – переспросила Риба, почему-то испуганная совпадением ее собственных мыслей с его словами.
– Любительница естественной истории и лингвист, n'est-ce pas <Не так ли? (франц.)>? Правда, мое произношение не так безупречно, как ваше, но большинство французов, с которыми мне приходилось разговаривать, тоже не кончали Сорбонну. – И, заметив ее удивление, улыбнулся.
Риба, рассеянно накручивая на палец светлую прядку волос, изучала незнакомца, неожиданно задавшись вопросом, кто он и откуда, и поэтому заметила, как взгляд зеленых глаз скользнул по ее кольцу.
– Это он подарил вам бриллиант, правда?
– Он? – переспросила она, пораженная тем, как точно незнакомец определил камень, золотисто-оранжево-коричневый оттенок которого был настолько необычен, что очень немногие люди знали о существовании алмазов подобного цвета.
– Кто?
– Мужчина, в чью постель так не терпится забраться красавчику.
Рука Рибы упала, а сама она отступила, рассерженная и почему-то задетая неосторожными словами.
– У нас с Джереми были вовсе не такие отношения!
Незнакомец мгновенно заметил произошедшую в ней перемену и, немного помедлив, кивнул:
– Но ведь он подарил вам кольцо!
– Почему вы так уверены в этом? – сухо осведомилась она, не спуская с него глаз.
– Коричневые алмазы либо слишком темные, либо слишком светлые, и не очень красивы. Этот же крайне редкий, поистине прекрасен и точно соответствует оттенку ваших глаз и так же блестит. Только человек… очень… близкий, мог подарить вам подобный камень. Должно быть, он очень долго искал такой.
Горло Рибы снова сжалось при воспоминании о словах Джереми, когда он дарил ей кольцо.
– Семь лет, – прошептала она. – Он разыскивал камень семь лет.
Рука незнакомца взметнулась так быстро, что у Рибы не хватило времени отстраниться. Удивительно нежные пальцы отвели с лица взлохмаченные обжигающим ветром локоны медово-золотистых волос.
– И этот бриллиант стоил каждой минуты поисков, – прошептал он, переводя взгляд с кольца на ян-тарно-карие прозрачные глубины ее глаз.
– Именно так и сказал Джереми.
Голос Рибы оборвался, когда нежданные слезы заиграли на ресницах. Риба заморгала и отвернулась, не в силах вынести проницательного взора незнакомца. Странно, что ни одна слезинка не покатилась по щеке…
Риба посмотрела на часы:
– Через четверть часа я должна быть у дюн.
Длинный палец приподнял ее подбородок:
– Вы уверены, что способны выдержать натиск красавчика?
Риба, не мигая, уставилась в прозрачные зеленые озера на лице незнакомца.
– Он меня волнует меньше всего, – вздохнула она, думая о Джереми и ледяной пустоте потери. – Ну конечно, способна. Другого выхода у меня просто нет.
Мужчина пристально уставился на нее, прежде чем кивнуть:
– Хорошо.
Отвернувшись, он обошел основание древней черной скалы.
Риба шла за ним, завороженная дикой первобытной землей, и невольно думала о человеке с жестким упрямым лицом, мягким голосом и добрыми руками. В своих путешествиях за редкостями Риба встречала многих мужчин, образованных и не очень, закончивших престижные университеты, известные во всем мире, и прошедших школы уличного выживания, но никогда еще не встречала похожего на того, кто шел сейчас впереди. Сочетание ума и стойкости было для нее новым и таким же тревожащим, как и смесь силы и нежности, скрытая в его прикосновении.
Вслед за ним Риба обошла взрыхленный темный язык старого оползня и увидела расстилающуюся внизу долину. Незнакомец вывел ее к маленькой грязной автостоянке, расположенной в начале устья Мозаичного Каньона. На площадке остались всего две машины: «мерседес» Тодда и ее двухдверный «БМВ». Риба огляделась, но нигде не заметила Тодда.
