— Что касается раны, то от меня это обстоятельство не ускользнуло. Ведь именно я вытирал с пола следы крови до самой вашей спальни. А затем я дал ему чистую рубашку и подвез поближе к его роскошному дому, чтобы он мог проникнуть туда незаметно. Неужели вы все это уже забыли, миледи?
— Нет-нет, не беспокойся. Твое усердие всегда оценивается по достоинству, разве не так?
Лоренс, хотя и считался дворецким, выполнял в доме Антонии множество обязанностей. И если уж откровенно, то он был совершенно незаменим. Управлял ли Лоренс каретой, изображал ли слугу, подавая кларет ее гостям, или же выполнял любые другие задания — иногда довольно необычные, — он все делал добросовестно и при этом был чрезвычайно осмотрителен.
— Вам сказать, какое я хотел бы получить вознаграждение? — осведомился Лоренс, переступив порог спальни.
Он медленно прошелся по комнате, приблизившись к хозяйке, и каждым своим движением этот могучий мужчина напоминал подкрадывающегося к добыче хищника.
Перед тем как отвезти Лонгхейвена домой, он оделся, но теперь опять был в халате. Причем халат то и дело распахивался, открывая мускулистую грудь, а темные глаза хищно поблескивали.
Казалось, что в такой обстановке, на фоне шелковых драпировок и персидских ковров, этот человек был совершенно неуместен — слишком уж грубый, слишком мужественный, — однако Антония, едва взглянув на него, почувствовала, что ее сердце забилось быстрее. И так случалось почти всегда, когда в глазах Лоренса появлялся этот блеск, — в такие минуты ее неудержимо к нему влекло, и было очень трудно воспротивиться этому влечению.
Однако на этот раз она заявила:
— Уже поздно. Я устала…
— Вы можете поспать потом, — сказал Лоренс и тут же добавил: — После этого вы будете спать лучше.
Ей следовало бы прогнать его.
Но, как всегда, она этого не сделала.
— После этого вы гораздо лучше спите, — продолжил Лоренс с хрипотцой в голосе, свидетельствовавшей о том, что ему требовалось.
Да, после этого она действительно спала лучше, но, просыпаясь, обычно сожалела о произошедшем. А то обстоятельство, что она пользовалась услугами Лоренса для кратковременного наслаждения, всегда тревожило ее и мучило совесть, в существовании которой она, впрочем, очень сомневалась.
Но сейчас она снова попыталась воспротивиться:
— Это несправедливо по отношению к тебе, Лоренс.
Тут он вдруг обнял ее и крепко прижал к себе. И Антония тотчас же почувствовала жар его тела и ощутила силу, его желания. Лоренс же, подхватив ее на руки, прошептал ей прямо в ухо:
— Не беспокойся, я могу сам позаботиться обо всем. Позволь мне любить тебя, Антония.
Она и на сей раз сдалась, хотя прекрасно знала, что опять будет сожалеть об этом.
Может быть, и неудивительно, что она никакие могла заснуть, но все же это ужасно раздражало.
Поднявшись с постели, Джулианна Саттон подошла к окну и, отдернув штору, уставилась в темноту. Молодой месяц едва освещал крыши соседних домов и, казалось, превращал их окна в пустые глазницы.
Еще два дня.
Через два дня она должна выйти замуж. То есть послезавтра.
При мысли об этом по спине девушки пробежал холодок. Да, конечно, она почти всю свою жизнь знала, что однажды выйдет замуж за маркиза Лонгхейвена, Но сейчас слово «послезавтра» пугало ее.
Ведь она никак не ожидала, что ей придется выйти замуж за другого человека, пусть даже этот человек — маркиз Лонгхейвен.
Джулианна почти не сомневалась: если бы Гарри был жив, она бы так не нервничала.
Ах, Гарри… Какая у него была чудесная беззаботная улыбка…
Тихий стук в дверь прервал ее раздумья.
— Да, войдите!
Дверь тут же открылась, и послышался мужской голос:
— Еще не спишь? Я увидел свет под твоей дверью. Какого черта ты не спишь в такой поздний час?
— Я могла бы задать тебе тот же вопрос, — ответила Джулианна, когда ее старший брат вошел в комнату.
Вместе с братом к ней «вошел» также и сильный запах бренди, а вот свой галстук братец, очевидно, уже где-то потерял. Малькольм вернулся домой довольно поздно, к тому же немного растрепанный, так что нетрудно было догадаться, где он был и чем занимался. В очередной раз поразившись разнице между мужчинами и женщинами (первые могут делать все, что заблагорассудится, а вторых всегда и во всем ограничивают), Джулианна с язвительной усмешкой заметила:
— Я-то по крайней мере готова ко сну, а вот ты только что ввалился в дом.
— Я вовсе не ввалился.
— Значит, ты уже немного протрезвел.
— Да, пожалуй, — со вздохом кивнул Малькольм, запустив в волосы пятерню, добавил: — Играя в карты, я потерял счет времени, потому и пришел так поздно. Ну… и выпил, конечно, несколько бокалов бренди. А у тебя какая отговорка? Почему ты еще не спишь?
— А я… просто думала.
— А… Предсвадебные волнения? — Малькольм прошелся по комнате, затем рухнул в обитое шелком кресло. — Знаешь, сегодня вечером я видел в нашем клубе Лонгхейвена. Он казался совершенно спокойным — как обычно. Похоже, у него вообще нет нервов, а если имеются, то он тщательнейшим образом это скрывает.
Джулианна не была уверена, что слово «спокойный» — правильная характеристика ее жениха. «Спокойный» — это было бы слишком уж просто. «Сдержанный» — подошло бы гораздо лучше. Да-да, казалось, он усилием воли сдерживал энергию, бушевавшую в нем, а его внешнее спокойствие лишь усиливало впечатление.
— Что ж, вот и хорошо, что он спокоен, — пробормотала Джулианна, тихо вздохнув. — Хотя должна признаться, что я хотела бы знать своего жениха гораздо лучше — так, как знала Гарри.
— Гарри был отличным парнем, — сказал Малькольм с искренним сожалением. — Чертовски досадно, что он умер.
Джулианна была очень благодарна брату за эти его слова, а некоторая резкость выражений свидетельствовала лишь о том, что братец был не совсем трезв.
А вот смерть Гарри и впрямь была досадной случайностью. И действительно, ведь не часто же случается, что вполне здоровый молодой человек в возрасте двадцати семи лет вдруг жалуется на боль в груди, а затем через несколько часов умирает. Его родители, герцог и герцогиня Саутбрук, конечно же, были в отчаянии. И они тотчас же написали своему младшему сыну, в то время сражавшемуся на Апеннинах с французами. Родители умоляли его вернуться домой, но он, возможно, и не согласился бы вернуться в Англию, если бы война не решила все за него — она наконец-то закончилась, так что Майклу Хепберну все-таки пришлось занять место Гарри, то есть принять его титул, занять положение наследника герцогства — и «унаследовать» невесту старшего брата.
Родители девушки, а также герцог и герцогиня, все еще настаивали на этом браке. Помолвка же до смерти Гарри не была официально оглашена, а в брачном контракте значились Джулианна и маркиз Лонгхейвен, так что официальные документы даже не пришлось изменять.
