Эдвард Данфорд, спецкорреспондент по криминальной хронике Северной Англии, выскочил из комнаты.
Чертов ливень, как из ведра.
Шоссе M1 обратно в Лидс, движение затруднено из-за грузовиков. Выжимаю шестьдесят пять под дождем. На лучшее моя «вива» не способна.
Местная радиостанция:
— Продолжаются поиски Клер Кемплей, школьницы из Морли, однако растут опасения, что…
Взгляд на часы, хотя я уже и так знаю: четыре часа, то есть время работает против меня, то есть время работает против нее, то есть времени не остается, чтобы посмотреть материалы по пропавшим детям, то есть на пресс-конференции в пять вопросов не будет.
Черт, черт, черт.
Я свернул с шоссе, не снижая скорости, прикидывая, стоит ли задавать вопросы наугад, здесь и сейчас, без подготовки, исходя лишь из болтовни двух старых теток.
Двое пропавших детей, Кастлфорд и Рочдейл, даты не известны, есть лишь предположения.
Маловероятные предположения.
Нажимаю на кнопку — национальная радиостанция:
— Шестьдесят семь человек уволены из «Кентиш таймс» и «Слау ивнинг мейл», Североанглийский профсоюз провинциальных журналистов объявляет забастовку с первого января.
Эдвард Данфорд, провинциальный журналист.
Маловероятные предположения накроются медным тазом.
Я представил себе лицо начальника угрозыска Олдмана и лицо моего редактора, представил, как южная красавица по имени Анна или Софи закрывает дверь квартиры в Челси.
Ты, может, и лысеешь, но это тебе, бля, не Коджак[4].
Я припарковался за полицейским отделением Милгарта. Рынок сворачивался, канавы были завалены капустными листами и гнилыми фруктами. Ну так что, рискнуть или не стоит?
Я сжал руль и стал молиться:
ГОСПОДИ, ХОТЬ БЫ ТОЛЬКО НИ ОДИН МУДАК НЕ ЗАДАЛ ВОПРОС.
И, поверите или нет, это была настоящая молитва. Двигатель заглох. Еще одна молитва, не выходя из машины:
ТОЛЬКО БЫ НЕ ОБЛАЖАТЬСЯ.
Вверх по лестнице, через двойные двери, снова в отделение Милгарта.
Грязный пол, желтый свет, пьяные песни и короткие запалы.
Я предъявил свое журналистское удостоверение сидящему на вахте сержанту, он ответил мне кислой улыбкой:
— Отменили. Пресс-служба всех обзвонила.
— Шутишь. Почему?
— Никаких новостей. Завтра будет, в девять утра.
— Ладно. — Я улыбался, радуясь тому, что вопросов не будет.
Сержант ухмыльнулся.
Оглядевшись, я достал бумажник:
— Как насчет спецданных?
Он взял бумажник, вытащил пятифунтовую купюру и вернул его мне:
— Этого вполне хватит, сэр.
— Ну и?
— Ничего.
— Ты, мать твою, у меня пятерку взял!
— Пятерка говорит, что она мертва.
— Первая полоса за мной, — сказал я, выходя на улицу.
— Джеку привет.
— Отвали.
— Я ж любя.
17:30
Редакция.
Барри Гэннон сидит за своими коробками, Джордж Гривз спит, уткнувшись носом в стол, Гэз из спортивного несет какую-то херню.
Никаких следов Джека, мать его, Уайтхеда.
И слава тебе господи.
Черт, где же эта сволочь?
Паранойя:
Я — Эдвард Данфорд, спецкорреспондент по криминальной хронике Северной Англии, и это написано в каждом долбаном номере газеты «Ивнинг пост».
— Ну как все прошло? — Кэтрин Тейлор — свежезавитые локоны, уродливый бежевый свитер — встала из-за стола и тут же снова села.
— Лучше не бывает.
— Лучше не бывает?
— Да. Просто супер. — Я не смог сдержать улыбки.
Она не улыбалась:
— Что случилось?
— Ничего.
— Ничего? — Она была совершенно ошарашена.
— Все отменилось. Они еще ищут. Пока ничего.
Я вывернул карманы и выложил их содержимое на ее стол.
— Я имела в виду похороны.
— А-а.
Я взял со стола сигареты.
Вокруг звонили телефоны, стучали машинки.
Кэтрин смотрела на мой блокнот, лежащий на ее столе:
— И что они думают?
Я одним движением снял пиджак, взял ее кружку с кофе и закурил:
— Она мертва. Слушай, у начальника что, совещание?
— Не знаю. По-моему, нет. А что?
— Хочу, чтобы он пробил мне интервью с Олдманом. Завтра утром, до пресс-конференции.
Кэтрин крутила в руках мой блокнот.
— Размечтался.
— А может, ты с Хадденом поговоришь? Ты ему нравишься, — сказал я, забирая у нее блокнот.
— Смеешься, что ли?
Мне нужны были факты, голые чертовы факты.
— Барри! — крикнул я поверх головы Кэтрин, пытаясь перекричать телефоны и пишущие машинки. — Можно тебя на минутку, когда освободишься?
Барри Гэннон из-за кипы папок:
— Можно, если нужно.
— Спасибо.
Я вдруг почувствовал на себе взгляд Кэтрин. Похоже, она была в бешенстве.
— Она мертва?
— Кровавое тело — важное дело, — сказал я, пробираясь к столу Барри и ненавидя самого себя.
Я обернулся:
— Кэт, не надо, а?
Она встала и вышла из комнаты.
Твою мать.
Я прикурил новую сигарету от старой.
Барри Гэннон, костлявый, холостой, одержимый, завалившийся листами исписанной бумаги. Я присел на корточки у его стола. Он жевал карандаш:
— Ну?
— Нераскрытые дела по пропавшим детям? Один случай в Кастлфорде, другой в Рочдейле. А вдруг…
— Да, были такие. Рочдейл мне надо проверить, а Кастлфорд — это тысяча девятьсот шестьдесят девятый. Первый человек на Луне. Жанетт Гарланд.
Отлично.
— И ее так и не нашли?
— Нет. — Барри вытащил карандаш изо рта и уставился на меня.
— У полиции могут быть какие-то данные?
— Сомневаюсь.
— Ну, пора за дело. Спасибо тебе.
