— А откуда ты знаешь о моих намерениях?
Акула одарил его пустым взглядом немигающих глаз, таким же, как у любой из его тезок. Его лоб был мокрым от пота, а в гладком черепе отражались красные огни арены.
— История с Яйцом тоже произошла год назад. Он снова тебе написал?
Джимми отрицательно качнул головой.
— Копы считают, что это был всего лишь чей-то глупый розыгрыш, — сказал он.
— Жаль.
— Тебе жаль?
— Серийный убийца — разве тебя не впечатляет размах?! — Акула ладонью стряхнул пот на пол. — Копы просто прикрывают собственные задницы. Зуб даю, Яйцо сейчас посмеивается над ними.
— Не исключено.
— А почему бы нам не отправиться в офис и не порадовать Маклена. Он уже встал с инвалидного кресла, передвигается на костылях. Хоть на человека стал похож! В отличие от этого кретина, — кивнул Акула на Слепого Мунца, ковыляющего по рингу. — Да ладно тебе, пойдем. Пропустим по стаканчику, как в старые добрые времена. У меня на стенах новые акварели, в рамочках и все такое. Я учусь…
— Не сегодня.
— Что, Джимми, свидание запланировал? Любовная встреча? — Акула вытянул шею, став от этого еще огромнее. — Я знаю твою избранницу?
— Нет. — Джимми увидел свое отражение в пустых глазах Акулы.
— Я тебя видел с одной, тогда у Руби, помнишь? Ты еще вроде не хотел нас знакомить, — задумчиво произнес Акула. — Она что, замужем?
— Не уверен, что помню, о ком ты говоришь.
— Ах ты, дамский угодник! Как это мило! — Акула щелкнул пальцами. — Ее звали Оливия.
— Ах эта…
Акула кивнул.
— Как раз перед твоим отъездом.
— Да, она была ничего, — равнодушно заметил Джимми. — Мы встретились пару раз.
— Ты извращенец. Прекрасная женщина, прелестная! — причмокнул Акула. — Я бы ее с удовольствием отведал. У тебя не осталось телефончика?
— Слушай, — Джимми сверлил взглядом лысый череп Акулы, — а я никогда не замечал вены у тебя на голове. Похоже на Ориноко в сезон дождей.
Акула тронул рукой бугристый затылок:
— Оро… что?
— Ориноко. Это река в Южной Америке. Очень извилистая, длинная и впадает в Атлантический океан. На карте она выглядит точь-в-точь как твоя вена, — язвительно хмыкнул Джимми. — Боже, а какая же она грязная! Ты себе не представляешь, сколько всякого дерьма плавает в водах Ориноко: горы гниющего мусора, дохлые обезьяны, раздутые от солнца…
Акула уставился на Гейджа. Молнии на его шее нервно подергивались, словно собираясь лопнуть.
— Ну, я никогда не был силен в географии, — проговорил он наконец, — поэтому придется поверить тебе на слово.
Слепой Мунц уделал Шакала! Джимми этого не видел. Рефери считал: «Раз! Два! Три!» Бой окончен. Противник повержен.
Глава 2
— Ты меня втянешь в неприятности, Джимми!
— Раньше тебя это не останавливало, — ответил Гейдж, открывая окно, издавшее пронзительный скрип. Джонатан поменял замок на двери, но окно не закрывалось как следует уже лет двадцать. Джимми высунулся до половины и оглянулся на Оливию. Та стояла в лунном свете, одетая в легкое платье, а голые плечи, несмотря на теплую ночь, были покрыты «гусиной» кожей.
— Мне не страшно, — словно оправдываясь, сказала Оливия, придерживая подол, — просто я одета не по случаю.
Подоконник был низким, но когда Оливия залезала в дом, Джимми увидел кусочек белоснежного шелкового белья под ее платьем. Ему всегда больше нравилось красное. Нет, он не жаловался. Оливия постриглась после их разрыва. Раньше волосы локонами падали ей на плечи, как у молодой Шер, обрамляя узкое личико и подчеркивая огромные глаза. Теперь голова топорщилась короткими кудряшками. А еще она сменила духи. Джимми надеялся, что она оставила сережку в пупке. Они стояли совсем рядом, не двигаясь.
— В чем дело? — спросила Оливия.
Изменились не только ее внешность и парфюм, все было куда серьезнее, и Джимми знал это. Непринужденную грацию и жизнерадостность сменили осторожность, предусмотрительность и даже некоторая расчетливость. Раньше ей нравились риск, скорость, секс в необычных местах. Вместе они ничего не боялись, поддавались искушению и сходили с ума. И вроде не так уж много времени прошло, но и его оказалось достаточно.
Джимми уехал из Калифорнии под предлогом срочной работы. Он взялся писать брошюру о мировом турне местной группы «Янк», чей альбом, представлявший собой смесь типичного хип-хопа с техно, стал трижды платиновым. Джимми не нравилась ни сама группа, ни ее музыка: он просто получил предложение поработать от самого вокалиста. Оливии же сказал, что вернется сразу, как закончится турне. Она дала ему понять, что ждать не собирается. Глаза ее гневно сверкали. Джимми, натянуто улыбнувшись, ответил, что и не просит ее об этом. Просто не хочет, чтобы Оливия в кого-нибудь влюбилась. А четыре месяца спустя она вышла замуж за его родного брата.
Ветер из открытого окна проник под рубашку Джимми. Удобная и простая, она прекрасно подходила для посещения рестлинга, но сейчас Джимми чувствовал себя в ней некомфортно, словно пират, вынужденный под напором врага поднять белый флаг.
— В чем дело, Джимми? — спросила Оливия.
— Ты так шикарно выглядишь, настоящая леди. Я просто обязан за тобой поухаживать.
— Ну давай. Поцелуй меня в задницу.
— Узнаю свою девочку!
Оливия не ответила. Практически всю дорогу к дому они молчали, поболтав лишь первые несколько минут о личных достижениях и успехах. После брака Оливия ушла из клуба. Она сказала, что подумывает об одном престижном турнире, но они оба не верили в возможность такой перспективы. Дальше тишину нарушал лишь шум автомобилей. В новом «мерседесе» Оливии были сиденья с подогревом, воздушные подушки и боковые зеркала, автоматически меняющие ракурс обзора. Машина напоминала танк класса «люкс»: сверхнадежный, сверхбезопасный, сверхизолированный. Оливия включила радио. Ее лицо освещали дорожные огни. Джимми на мгновение показалось, что это свет домашнего телевизора, что они с Оливией вместе, он никогда не уходил от нее и ничего не изменилось. Гейдж откинулся на спинку сиденья, слушая, как Оливия подпевает радио. Случись сейчас лобовое столкновение, Джимми умер бы абсолютно счастливым. Но аварии не произошло. Он попросил остановить машину у старого домика — раздевалки перед бассейном.
— Ну, видишь? — Оливия оглядела комнату. — Видишь то, что должен найти?
— Пока нет. — Джимми смотрел на один из шедевров матери: изображение вулкана Мауна-Лоа — яркие мазки на холсте, которым мать украсила домик во время своего «гавайского периода». Она называла это место «комната Тики» и развесила здесь свои картины и фотографии Элвиса Пресли в цветочных венках. Старые ярко-зеленые тряпки служили занавесками, а с потолка свисала рыболовная сеть с маленькими пластмассовыми гавайскими гитарами. В углу стоял старый кожаный диван, у стены — два больших деревянных стола и несколько картонных коробок.
