– Тут есть небольшая вмятина на указательном пальце. Похоже, она носила кольцо.
Хэйек прошмыгнул рядом со мной, навел фотоаппарат и снял пальцы с близкого расстояния.
– Я пропустил тест на вкус. – Он подтолкнул Роджерса. – Можешь еще раз лизнуть палец на той руке, для снимка?
Вместо ответа Роджерс показал ему фак. Хэйек щелкнул фотоаппаратом.
– Когда вы посмотрите, нет ли чего под ногтями, мне нужен будет один из образцов.
– Уже сделали, лейтенант.
Роджерс отделил розовый накладной ноготь, поместил его в пластиковый пакет и вручил мне. Затем скальпелем взял образцы кожи с каждой руки и положил их в стеклянные пробирки.
– На наручниках что-нибудь нашли?
– Вытерты начисто. Но я могу осмотреть их еще раз.
– Да, сделайте это. Вот, возьмите.
Я сняла ключи от наручников с кольца, где они висели больше года, и открыла их. Роджерс поместил наручники в пакет. Затем придвинул ALS.
– На запястьях ссадин нет.
Хэйек подошел и сделал несколько снимков.
– Спасибо, ребята, – сказала я. – К завтрашнему дню я смогу получить снимки и отпечатки пальцев?
– Сделаем.
Роджерс полез в сумку, достал чернила и два набора карточек. Я оставила их работать и ушла искать Эрба.
Эрб стоял в холле, разговаривая с одним из сотрудников морга. В руке он держал пакет с чипсами, наполовину пустой. Другая половина чипсов была у него во рту.
Он, видимо, понял мое удивленное выражение, потому что сразу заявил:
– Они обезжиренные.
– Эрб, это же морг.
– Мой инструктор сказал, что надо перекусывать несколько раз в день, чтобы поддерживать метаболизм. – Он предложил мне чипсов. – Попробуй. Они печеные. И соды на треть меньше.
Я вежливо отказалась и спросила:
– Нашел что-нибудь?
– Они работают в три смены по восемь часов, то есть полные сутки. Я опросил четырех человек из персонала, но никто ничего не видел. Полный список сотрудников у меня в кармане.
– Не поможет.
Худощавый темнокожий человек, стоявший рядом с Эрбом, протянул мне руку. Я пожала ее.
– Грейвс. Карл Грейвс. Все тела доставляются сюда в пластиковых мешках. Копы и медики упаковывают их перед отправкой. Так что проще простого положить лишние части в мешок, привезти его в морг, а затем незаметно унести. Никто ничего не увидит.
– Сколько тел привозят ежедневно?
– По-разному. Иногда пять-шесть. А бывает даже несколько дюжин.
– У кого есть доступ в морг?
– У полицейских, медиков, сотрудников морга. Иногда в день по пятьдесят человек заходят.
– А сколько человек персонала?
– Около двадцати, включая медиков.
Это меня не обрадовало. Если руки пробыли здесь несколько дней, пока их не обнаружили, придется иметь дело с парой сотен подозреваемых.
– Спасибо, мистер Грейвс. – Я подала ему свою визитку. – Если что-нибудь узнаете, дайте нам знать.
Грейвс кивнул и отошел.
– Ну, что там с руками? – поинтересовался Эрб, на его губах налипли крошки чипсов.
– Ничего, кроме того, что это оказались мои наручники.
– Зачитать твои права?
– Пока нет. Сначала ты должен выудить из меня признание.
– Ладно. Тогда… тебе было трудно избавиться от остальных частей тела?
– Ага. Наверняка я не смогу оттереть пятна с ковра. Зазвонил мой мобильник, спасая меня от дальнейших расспросов.
– Дэниелс.
– Мисс Дэниелс? Это доктор Эван Кингсбери из клиники святой Марии в Майами. Только что поступила в реанимацию Мэри Стренг. В ее страховке вы указаны как лицо, с которым следует связаться.
Мое сердце провалилось в живот.
– Это моя мать. Что случилось?
– Сейчас все нормально. Я знаю, вы в Чикаго, но не могли бы вы прибыть сюда? Вы ей нужны.
Глава 3
Я даже не представляла, что моя мать может выглядеть такой слабой, пока не увидела ее на больничной койке, с иглой капельницы в ее тонкой, бледной руке. Она весила не больше сорока килограммов, глаза, когда-то яркие и живые, ввалились и потухли. Совсем не похожая на женщину, вырастившую меня, крутого полицейского, она всегда была для меня и любящей матерью, и отцом. Она научила меня читать и стрелять. Она обладала такой внутренней силой, что я во всем стремилась подражать ей.
– Доктора слишком волнуются, Жаклин. Со мной все нормально. – Она слабо улыбнулась мне, голос ее казался незнакомым.
– Мам, у тебя бедро сломано. Ты могла умереть.
– И близко не было.
Я взяла ее за руку, чувствуя хрупкие косточки под тонкой кожей. Мое показное спокойствие давалось нелегко и держалось на тонкой ниточке.
– Если бы мистер Гриффин не вломился с полицией в твою дверь, ты бы до сих пор лежала на полу в ванной.
– Чепуха. Я бы оттуда как-нибудь выбралась.
– Мам… ты пролежала там четыре дня. – Вспомнив это, я содрогнулась от ужаса. Я позвонила ей вчера – обычные звонки два раза в неделю – и, когда она не ответила, подумала, что она вышла с мистером Гриффином или с каким-нибудь другим знакомым пожилым человеком.
– В губке была вода. Я бы протянула еще неделю-другую.
– О, мам…
Я заплакала. Мать похлопала меня по руке свободной рукой.
– Не надо, Жаклин, не расстраивайся. Такое случается, когда стареешь.
– Я должна была быть рядом.
– Чепуха. Ты живешь за тысячу миль. Это моя глупость – поскользнуться в душе.
– Я тебе вчера звонила. Когда ты не взяла трубку, я должна была…
Она прервала меня:
– Дорогая, ты же знаешь, не надо этих всех «если бы», тем более при нашей профессии. Это случалось и раньше.
Она не могла бы причинить мне большую боль, даже если бы хотела.
– И сколько раз это уже случалось, мам?
– Жаклин…
– Сколько раз?
– Три или четыре.
Лучше бы я этого не слышала.
– Но травм при этом не было, так ведь?
– Ну, разве что некоторое время у меня рука была в гипсе. Я старалась не кричать.
– И ты мне никогда не говорила?
– Ты не виновата.
– Нет, виновата.
Она печально вздохнула:
– Жаклин, когда умер твой отец, ты стала моей семьей. Единственной семьей, которая мне необходима. Но я никогда-никогда не позволила бы себе стать обузой для тебя.
