При каждом перехвате от рук шел дым, но Дак'ир даже не морщился. Он был сосредоточен на задаче и знал, что за каждое звено в цепи следует браться в точности так, чтобы каждые три символа выжигались на ладонях в одном и том же месте. Любая ошибка, даже самая ничтожная, станет видна позже. Испорченную отметку счистят жрецы-клеймовщики, но вместо нее останутся позор и бесчестье.
Хотя Дак'ир с Тсу'ганом больше не встречались взглядами, они действовали сообща, выпуская звенья, одно за другим, в четком согласии. Металлическая цепь звенела, проходя через вороты наверху, в полутьме купола пещеры, и Кадай постепенно опускался в лаву. Вскоре погребальная плита погрузилась полностью. Доспехи и останки тела капитана разрушатся быстро. Сильный жар превратит последние следы его в пепел. И тогда Кадай уйдет вниз, возвращаясь к земле и Ноктюрну.
Плита появилась снова, когда цепь потащили обратно, уже чистая. Ее смертный груз исчез, черная поверхность дымилась. Когда плита достигла верхней точки, механизм под куполом щелкнул, и Дак'ир выпустил цепь — его долг был исполнен.
Шаркая ногами, вперед выступил обетный сервитор. Частью из плоти, частью механическое, существо горбилось под тяжестью массивной жаровни. Лоток из темного металла, приваренный к хребту сервитора, был полон скопившегося пепла от приношений. Когда сервитор приблизился, Дак'ир погрузил левую руку в пепел и большим пальцем нарисовал на правой похожий на череп символ.
Отвернувшись от сервитора, он хлопнул в ладоши, позволив хлопьям сгоревшей кожи с рук осыпаться вниз, в лаву. Подняв взгляд, Дак'ир обнаружил на месте носителя жаровни пару облаченных в мантии жрецов-клеймовщиков.
Даже без своих доспехов Астартес грозно возвышался над служителями ордена. Низко склонив головы, те поднесли горящие жезлы и выжгли на коже Дак'ира новые почетные шрамы. Саламандр приветствовал жар, едва осознавая причиняемую им боль, но в то же время впитывая его чистоту.
Безмолвный обмен взглядами с Тсу'ганом отвлек его внимание, и Дак'ир почти не заметил, как удалились жрецы. Так же как и сначала не обратил внимания на трех служителей, которые подошли вслед за жрецами, неся между собой комплект силовых доспехов.
Вспомнив, где находится, сержант поклонился служителям, протянувшим его боевые доспехи седьмой модели. Дак'ир по очереди брал части доспеха, неторопливо облачаясь, сбрасывая мантию железодела и снова превращаясь в Астартес.
Когда он почти закончил, из тьмы раздался низкий голос:
— Брат-сержант.
Дак'ир кивнул появившемуся бронированному Саламандру. Служители торопливо просеменили мимо него обратно в сумрак. Могучий воин, почти на две головы выше Дак'ира, был облачен в зеленые боевые доспехи ордена, эмблема пылающей оранжевой саламандры на черном поле левого наплечника указывала на то, что десантник является боевым братом третьей роты.
— Ба'кен.
Толстошеий и широкоплечий Ба'кен был грозен на вид. А еще он занимал должность специалиста по тяжелому вооружению у Дак'ира и был его самым доверенным товарищем.
Руки Ба'кена были распростерты. В латных перчатках он сжимал вычурно отделанный цепной меч и плазменный пистолет.
— Твои руки, брат-сержант, — произнес он торжественно.
Дак'ир вознес безмолвную молитву, принимая оружие и наслаждаясь его привычным прикосновением.
— Отделение готово? — спросил он и искоса глянул через озеро лавы на Тсу'гана. Тот также облачался в доспехи. Дак'ир отметил, что Иагон, заместитель Тсу'гана, одевает своего сержанта. «Ниже твоего достоинства, да?» Тихие слова Дак'ира сочились ядом.
— Третья рота ждет лишь тебя и брата Тсу'гана. — Ба'кен сохранил нейтральные выражение лица и тон. Он услышал сделанное украдкой замечание брата-сержанта, но решил не подавать виду. Ба'кен прекрасно знал о разладе между Дак'иром и Тсу'ганом. Он также знал о попытках Дак'ира наладить отношения со вторым сержантом, как и о том, что слова его стучались в глухие уши и закрытый разум.
— Когда я был молодым, еще простым неофитом, — заговорил Ба'кен, пока Дак'ир вкладывал цепной меч в ножны, а плазменный пистолет в кобуру, — я выковал свой первый клинок. Он был прекрасен — острый и крепкий, самое великолепное оружие, какое я когда-либо видел, потому что это был мой клинок и сделал его я. Я занимался с клинком постоянно, так упорно, что он сломался. И, несмотря на все свои старания и часы, проведенные в кузнице, я так и не смог его починить.
— Первый клинок всегда самый любимый — и самый бесполезный, Ба'кен, — отозвался Дак'ир, занятый креплением шлема к магнитным замкам на поясе доспеха.
— Нет, брат-сержант, — отозвался огромный Саламандр, — я не это хотел сказать.
Дак'ир прервался и взглянул на него.
— Некоторые связи, их просто невозможно создать, как бы нам этого ни хотелось, — пояснил Ба'кен. — Сам металл, понимаешь? В нем был изъян. Не важно, сколько времени я провел бы у наковальни, я все равно не смог бы его перековать. Ничто не помогло бы.
Лицо Дак'ира омрачилось, красные глаза затуманились от чего-то, похожего на сожаление.
— Не будем заставлять наших братьев ждать, Ба'кен…
— Как прикажешь. — Ба'кен не сумел скрыть нотку грусти в голосе. Он не счел нужным упомянуть, что сберег клинок, надеясь однажды все-таки починить его.
— …и нашего нового капитана, — закончил Дак'ир, сходя со скального выступа и вступая во тьму.
II
Горе
Дак'ир с Ба'кеном за спиной прошел вдоль шеренги воинов, пока не добрался до своего отделения. Несколько сержантов третьей роты приветствовали его, кто — коротким кивком, кто — тихим словом одобрения. Эти Саламандры — Лок, Омкар и Ул'шан, командиры отделений опустошителей, — были свидетелями трагической смерти Кадая на Стратосе.
Дак'ир на мгновение встретился взглядом с братом Емеком, который ободряюще сжал его плечо. Хорошо было снова оказаться среди своих братьев.
Однако другие были не столь доброжелательны.
У Тсу'гана имелось немало сторонников. Во всех смыслах Тсу'ган был идеалом прометейца: сильный, бесстрашный и самоотверженный. Такого воина легко полюбить, но в Тсу'гане присутствовала и жилка заносчивости. Его заместитель Иагон проявлял неменьшую самоуверенность, но его методы были гораздо хитрее и коварнее. Тсу'ган сердито зыркал с противоположной стороны храма. Взгляды его приверженцев были не менее уничтожающими. Дак'ир ощущал их, словно уколы раскаленных кинжалов.
— Брат Тсу'ган по-прежнему не согласен, — шепнул Ба'кен своему сержанту, проследив за взглядом Саламандра.
Ответ Дак'ира был более категоричен:
— Он точно не ведает страха, если продолжает противиться воле магистра ордена.
