Сунул в рот сигарету, но так и не догадался ее прикурить.
В воротах их встретил Брод. Тут же находился Николай, и гости, вышедшие из машины, направились в его сопровождении в дом. Брод подошел к Карташову.
— Считай на корку хлеба и сто грамм ты уже заработал. Сейчас вычисти обе машины и поставь в гараж. Шланг найдешь под навесом, шампунь и губки — в гараже, — сказано это было таким тоном, словно так было всегда.
Тайна загородного особняка
Брод на удивление быстро восстанавливался. Выпив стакан водки, он позволил приехавшему хирургу Блузману себя осмотреть. Падая с крыльца он не только подвернул ногу и ушиб плечо — одна из пуль все-таки зацепила за предплечье, оставив на теле кровоточащую бороздку.
Вскоре приехала машина «скорой помощи» и увезла раненых водителя с охранником Василием. Сам Блузман сидел за столом, рядом с Журавлем, и как-то неохотно ковырялся в тарелке с крабовым салатом. Справа от Журавля сидела его спутница, с которой он прибыл в Ангелово. Жгучая, с правильными чертами лица, брюнетка могла бы сойти за неписаную красавицу, если бы не маленький шрамик, несколько деформировавший нижнюю губу.
Брод, на правах потерпевшего, устроился в кресле-качалке, стоящем между камином и столом.
— Веня, может, ты нас познакомишь с хлопцем? — взгляд в сторону Карташова. Журавль, видимо, хотел выяснить, в какой степени можно быть откровенным при постороннем человеке.
— Это мой старый корефан и если бы не он… Страшно подумать! Ты, Серго, налегай на еду, не стесняйся, — Брод раскраснелся и попросил Таллера подать ему фужер с коньяком. Потом он продолжил петь дифирамбы Карташову, рассказал как тот спасал его…
— Выходит, своим вторым рождением ты обязан бутылке с пивом? — улыбаясь в усы, спросил Таллер.
— Да нет, меня вытащил оттуда этот парень, и я предлагаю за него выпить.
Брюнетка взглянула на Сергея и в ее взгляде промелькнул женский интерес.
Когда выпили, Таллер попросил Карташова рассказать о себе. А главное, что его интересовало — за что тот был осужден?
Карташову не хотелось касаться этой темы, но вопрос был задан и за столом возникло молчаливое ожидание.
— Меня осудили за преднамеренное убийство, — сказал Карташов, — хотя я никого не убивал.
— Ну а все же? — Таллер вытащил из пачки сигарету и зажал ее между средним и указательным пальцем. — У нас всегда так — могут взвод мокрушников отпустить на свободу, а могут такого, как ты бедолагу, придавить по полной программе. Так кого ты, парень, отправил на тот свет?
— Это длинная и скучная история и говорить об этом сейчас не хочется. А если коротко — меня просто подставили: из моего табельного оружия застрелили нескольких человек…
За столом застыла напряженность. Таллер стряхнул себе в ладонь пепел, что-то раздумывал сидящий в качалке Брод. Он напоминал каменного Будду.
— Значит убийство свалили на без вины виноватого? — Таллер поднял кустистую бровь и медленно выдохнул порцию сигаретного дыма.
— И все пять лет сидел за решеткой? — вяло поинтересовался Блузман.
— До самого побега. Всего нас 96 человек в одну ночь разбежались, словно тараканы. Кто куда рванул, а я в Москву. Думал, здесь легче затеряться.
— Это верно, Москва еще тот муравейник, — вздохнул Брод.
— Неужели мы с тобой, Веня, позволим этому геройскому… Мцыри пропасть? — Таллер длинным, холеным ногтем на мизинце разгладил ус.
— Я ему обязан жизнью… Ты, Серго, кажется, неплохо водишь машины?
— У меня армейская специальность — водитель танка. До перестройки немного работал на ЗиЛе-131, в АТП горисполкома. В ОМОНе пришлось гонять на разных марках… Но у меня нет никаких документов и мой нынешний социальный статус — бомж…
— Об этом не беспокойся, документы сделаем в течение сорока восьми часов. Значит, будем пока считать мое предложение, как договор о намерениях…
— Отправил бы ты парня отдыхать, — сказал Таллер, указывая сигаретой на Карташова.
— Позовите Николая! — неизвестно к кому обратился Брод.
Бесшумно в комнату вошел Николай. На нем вместо спортивного костюма уже был надет пиджак в крупную красно-черную клетку. На лице — несокрушимое самообладание.
— Забирай с собой этого… Мцыри и отведи его в заднюю комнату, — сказал Брод охраннику.
Они поднялись по не очень широкой лестнице и миновали ярко освещенный, устланный ковролитом коридор. В конце его темнело круглое, похожее на иллюминатор, окно. Рядом с ним, по правую руку, дверь с латунной внизу пластиной.
Комната была небольшая, с окном, выходящим на балкон. Через его полукруглую арку хорошо различалась часть звездного неба, свет от которого мягким колером лежал на светлых обоях, отсвечивался в небольшом настенном зеркале.
Николай зажег свет и уступил дорогу гостю.
— Можешь принять душ, по коридору, вторая дверь. Завтра утром принесу одежду… Кстати, какой у тебя размер обуви?
— Сорок второй, кроссовки можно на размер больше. Брюки…
— Наверное, пятидесятый, такой же, как у меня. А теперь разоблачайся и ложись… Все нормально, отдыхай…
Охранник ушел, закрыв за собой дверь. Карташова объяла умиротворяющая тишина.
Сняв добитые кроссовки, но не раздеваясь, он улегся на широкую с розовым покрывалом кровать. И почувствовал как усталость равномерно стала распространяется по всем телу и успокаивать его. Закрыв глаза, он думал о сестре. Он знал, где она должна остановиться. Конечно же, у своей лучшей, неизменной подруги Надьки Осиповой. Где это Бескудниково? Раньше она жила на Арбате, в коммуналке и там он бывал не один раз.
В какой-то момент, когда он ушел в дрему, услышал голоса, доносившиеся с балкона. Один из них доминировал — голос, без сомнения, принадлежал Таллеру.
— Ты пойми, это же огромные деньги даже по нынешним временам. Сейчас на международном рынке донорская почка знаешь, сколько стоит? Сто тысяч!
— Да не в этом дело, черт возьми! Мне становится как-то не по себе, у нас еще такого не было, чтобы своего человека в печку…
Карташов вскочил с кровати и, пригнувшись, приблизился к окну. Увидел колкие сигаретные огоньки и силуэты двух человек. Он узнал и второго: это был Брод, положивший руки на балконное ограждение.
— Я понимаю, тебе парня жалко, но ведь он все равно не жилец. Во всяком случае, таково мнение Блузмана, а он хирург от Бога и знает свое дело. И второе: насколько мне известно, у водителя нет в Москве родственников, так что, Веня, похороны на твоей совести, — Таллер замолчал, чтобы сделать затяжку сигаретой.
У Карташова от таких речей по спине побежали холодные мурашки. Он еще плотнее придвинулся к окну.
— Это может вызвать негативную реакцию у моих людей, — Брод явно нервничал, о чем говорила легкая вибрация голоса.
