в женских лечебных учреждениях…
Глава 2
Глава 2
«…заявляет об успешном полёте нового дирижабля, названного в честь своего создателя „Графом Цеппелином“. Длина его составляет 117 саженей. Четыре дизельных мотора по тысяче лошадиных сил каждый способны развивать скорость более ста вёрст в час. Он воистину является настоящим воздушным замком. В гондоле под огромным брюхом дирижабля с шестнадцатью водородными баллонетами внутри находятся двадцать пять двухместных кают, библиотека, кухня, просторный салон и ресторация для пассажиров…»
«Новости авиации»
Виолетта кусает губы. Помаду уже всю съела, а я… я что. Сижу. Куда мне деваться от кресла. И возвращаться надо бы, пока искать не начали.
Но не договорили.
Не знаю, зачем оно мне, но надо.
— Его… Танька… она беременная была. На пятом месяце. Когда её с улицы забрали… вот прямо с улицы взяли и забрали. А Викуше сказали, что это страховочка, мол. Гарантия, что он с тобой переговорит и в гости позовёт… и не только тебя, но и их, стало быть.
— Не слышал…
— Ну да. Ты ж в тот же день припёрся. Мол, укрыться надо. Сам в кровище. Ствол за поясом… он испугался. За себя. За Таньку. За дитё их, которое точно к твоим разборкам отношения не имеет.
— Но не позвонил?
— Да… как сказать…
Позвонил.
Я бы… кстати, а что бы я сделал? Позвонил бы? Или бы промолчал? Или помог вот, рискуя женой и ребёнком?
— Позвонил, — говорю уже с уверенностью.
— Ну да… только не сразу. Маялся. Он у нас в папеньку. Нерешительный очень. Испугался сперва, что Таньку замочат. И его как свидетеля… и меня… потом подумал, что если труп твой будет, то и отдадут. Потом испугался, что ты разозлишься и его того… в общем, в результате Викуша нажрался, что скотина.
В это я охотно верю.
— И меня вызвонил. Плакаться начал… я и приехала. Тебя уже в подъезде не было, а кровища — была. Я и заставила звонить. Сказать, что ты приходил, кажется, но когда Викуси дома не было. Когда он тебя в твоей берлоге искал, стало быть… кровищу оставили.
— Её отпустили.
Не помню, чтоб братец мой овдовел. Хотя… я тогда надолго выпал. На месяц или два даже, а это большой срок для тех времён. Сперва раны зализывал, потом просто прятался, силы стягивая.
А там и повоевать пришлось.
В общем, не до Викуши как-то было. Я о нём, честно говоря, сам старался не вспоминать, а то ведь…
— Отпустили… — согласилась Виолетта. — Через четыре дня… её не кормили. Пить давали… нет, не насиловали, но так, отвесили пару затрещин, чтоб сидела тихо. Да в подвал засунули. Там холод. Сырость. И страшно… она заболела. Тяжело. Какая-то пневмония осложнённая или что-то там ещё. Но выжила. А ребёнок вот умер. Там, внутри.
Вот теперь мне опять погано.
Настолько, что дух перехватывает.
— Он не говорил… Викуся.
— А то… он боялся, что ты его в расход пустишь. И за то, что в квартиру не впустил. И за то, что сдал этим… пусть тебя не достали, но всё равно сдал же. Вдруг да они рассказали об этом? А ты частенько повторял, что крыс мочить надо.
Чтоб…
И ведь замочил бы. Я тот, прежний. Ни на секунду не усомнился бы, потому как принципы… и если просто запертую дверь простил бы. Простил ведь. Не тронул. А вот знай я, что он позвонил…
— Там, когда срок такой, уже не аборт, а рожать заставляют… она и рожала. Сама еле живая и мёртвого. Тоже натерпелась. Долго потом боялась из дому выйти. Да и я всё правильно поняла. Ну, что нам ещё крепко повезло.
— Это да… Арвен… это его люди, по ходу, были… он лишней крови не любил. Особенно бабьей.
— Ну вот… но могли б и не убивая. На иглу подсадить. Или вон продать куда. Или самим попользоваться… тогда у меня, Громов, мозги окончательно на место встали. Я остатки твоих денег использовала, чтоб учёбу продолжить. Голова у меня, конечно, не особо светлая, но худо-бедно… ты тогда свои разборки затеял. И каждый день, считай, по телику знакомые имена… в некрологах. Вот.
Снова молчим.
Каждый о своём. И донельзя тянет заглянуть в голову Виолетты. Странно… я считал её туповатой. Да и не только я. Но это да, это Викуся у нас кандидат наук, доцент и светоч разума.
— Танька потом забеременеть всё не могла. У неё прямо сдвиг на этом начался… а как получилось, сам понимаешь. Она тряслась над этим ребёнком, как над хрустальною вазой. Она и Викусю-то к нему не подпускала… сама растила.
— И вырастила.
— Что есть, то есть… и опять, получается, никто не виноват? — криво усмехается Виолетта и встаёт. — Поехали, пока ты тут не скопытился от избытка впечатлений.
— Не дождёшься…
— Это Танька Викусю продавила, чтоб к тебе пошёл. Ну, когда узнала, что ты скоро окочуришься… она его крепко под себя подмяла. И такая вот… хитрая, заразина… знает, на что надавить. Что Викуся до сих пор и тебя боится, и себя виноватым считает, что перед тобой, что перед нею.
— Все вы, бабы, хитрые заразины.
— Не без того. А как ещё с вами быть-то? Думаешь, я другая? Такая же.
Колеса катились по дорожке.
А я… думал?
Раскаивался ли? Да нет, ни хрена подобного. Смысла в раскаяниях немного. И даже начни я сейчас руки заламывать, что изменится? То-то и дело, что ничего. А значит, толку-то.
— Вот и вырос… племянничек.
— А ты?
— А что я?
— Тебя не задело? Тогда?
Я ведь не слишком-то задумывался о них. Точнее совсем и не задумывался. На Викушу обиделся… нет, это не обида, это серьёзнее. Даже мочкануть хотел, за предательство. Но там как-то сперва крепко не до братца было. Потом вроде и подостыл чутка.
Ну и дела опять же.
Одно.
Другое.
Дядька Матвей, который предатель куда хуже Викуши. Меня после долго плющило… а с Виолетткой и того проще. Я не навязывался. Она общаться не стремилась. Так и разошлись, ставши чужими, какими мы по сути и были друг другу.
— Да как сказать… похищать меня никто не похищал. Но приглядывали. Знаешь, это очень на нервы действует, когда за тобой почти по пятам ходят братки. Не
