с такой пищей всухомятку оказалось не под силу. Пришлось спускаться в общий зал и требовать с хозяина кувшин вина. Пока мальчишка-слуга бегал в погреб за вином, я стоял, облокотившись на стойку, и разглядывал публику. В основном это были крестьяне и мелкие торговцы, привезшие свой товар на ярмарку. Все в добротных, хотя и скромных одеждах, кряжистые, с одинаковыми стрижками «под горшок» — ну просто братья родные. Только парочка в самом углу выделялась из общего унылого благочиния. Во-первых, один из этой парочки был тощим седым мужичком средних лет в грязной чалме и с изрядным синяком под глазом, а второй — мальчишка-подросток с распухшим носом. Во-вторых, парочка эта с нескрываемой злобой пялилась на меня.
Бывают же на свете такие совпадения! Да… в тот момент я еще не способен был увидеть в том Перст Судьбы и, отвесив фокуснику насмешливый поклон, преспокойно сгреб кувшин с вином, прихватил к нему еще кусок сыра и ушел в свою комнату. Действительно — ну что могли сделать мне эти жалкие шарлатаны?
Оказавшись в своем номере, я уже собрался было как следует набить брюхо, но некстати вспомнил об Иголке. К стыду своему должен признать — обретение свободной комнаты в трактире так обрадовало меня, что обустройство верной моей спутницы было полностью доверено прислуге.
Сказать, что меня так уж мучила совесть, значило бы соврать. Просто в каждой профессии есть заведенный порядок вещей, который следует неукоснительно соблюдать, если хочешь быть настоящим мастером своего дела. Для ландскнехта это — кроме всего прочего — забота о снаряжении, оружии и лошади. Знавал я, конечно, и таких наемников, которые искренне считали, что затачивать мечи и чистить мушкеты имеет смысл исключительно перед боем. А о лошадях должны заботиться полковые конюхи, да… Только долгой карьера таких наемников не была: которые оказывались поумнее, те бросали это дело, а которые поглупее — рано или поздно погибали из-за давшего осечку мушкета, затупившегося меча или захромавшей лошади. Или просто потому, что оказывались совершенно непригодны к военному делу.
Именно поэтому, еще будучи молодым, но уже совсем ненаивным новобранцем, взял я за правило даже в самой мирной обстановке ничего из заведенного порядка вещей не пропускать и не перекладывать на других. Сглотнув голодную слюну и оставив свой скудный ужин скучать на столе, я спустился в конюшню, проверил, хорошо ли устроили там Иголку, хорошо ли вычистили ее, достаточно ли воды и овса и, оставшись доволен местными порядками, вернулся в трактир.
Поднявшись на второй этаж, я настороженно замер — в полумраке коридора выделялась полоска света, падавшая из приоткрытой двери моей комнаты. Внутри отчетливо скрипнула половица. Воры! А все мое оружие внутри, только небольшой охотничий нож при себе — за голенищем сапога. Ну да где наша не пропадала! Победа далеко не всегда остается на стороне тех, у кого нож длиннее!
Распахнув дверь ударом ноги, я с рычанием запрыгнул внутрь, готовый порвать в клочья наглых грабителей, сколько бы их там ни оказалось. Оказалось их там не особо много — всего один. Да и тот не склонен был оказывать сопротивление. Да и не смог бы при всем желании, куда уж тощему мальчишке-недомерку против опытного солдата!
— Ах ты, ослиное отродье! Обокрасть меня вздумал?!
Испуганно пискнув, помощник фокусника попытался сбежать, но я ловко перехватил его за шиворот, развернул к себе и уже собрался вытрясти из мерзавца дурь, но тут видавшая виды рубаха мальчишки затрещала и расползлась по швам, открывая… гм… вернее сказать, освобождая две маленькие, но, несомненно, женские груди.
— И-и-и-и! — завизжал мальчишка, пытаясь прикрыться руками.
— А-а-а-а! — в унисон присоединился я к нему, отталкивая прочь дьявольское наваждение.
Поймите меня правильно — я не из тех, кого может напугать растелешенная женщина. Совсем даже наоборот — сие есть прекраснейшее зрелище и отрада для взора старого солдата. Но в тот момент мне почему-то помстилось, что предо мною одно из тех порождений ада, что засылает в наш мир Сатана, — верх женский, низ мужской, хвост змеи, а ноги, прошу заметить, козлиные. Наш полковой капеллан про них часто и подробно рассказывал, и даже картинку соответствующую в книжке показывал. Он у нас вообще любитель был под вечер у костра такого понарассказывать, что ложишься потом спать с пистолетами в обнимку.
Ну да я отвлекся. Отскочив от меня, воришка почему-то не стал оборачиваться демоном, а вполне по-женски попытался прикрыть грудь расползшейся рубахой, выругался и влепил мне пощечину. От неожиданности я даже не попытался защититься, впрочем, оплеуха пошла мне на пользу — видать, мозги мои, встряхнувшись, встали на место и вновь заработали в верном направлении.
— Э, да ты же девка! Просто переодетая девка!
— Ну надо же, разглядел! — ехидно выпалила девица и, сверкнув зелеными глазищами, выскочила за дверь. — Попомнишь еще меня!
Преследовать ее я не стал — пистолеты мои и меч по-прежнему лежали на столе, а больше и красть-то у меня особо нечего. Видать, введенный в заблуждение моим роскошным мундиром, фокусник вообразил, что у ландскнехта денег куры не клюют, вот и послал помощницу компенсировать сегодняшние неудачи за мой счет. Если честно, мне даже стало жаль эту нелепую парочку, и я мысленно отругал себя за то, что там, на площади, натравил на них толпу. Будь у меня кошель полон — а такие времена тоже бывали — отсыпал бы неудачникам золотых не считая… Интересно, а девица эта кем ему приходится? Дочь? Жена? Ученица? Ну да неважно, скорее всего, утром они поспешат покинуть город, и наши дорожки уже никогда не пересекутся… А жаль, если честно…
Отгоняя видение сверкающих гневом глаз девчонки и — чего уж там — крепких молочно-белых «яблочек», выпавших из разодранной рубахи, я взял со стола кувшин и сделал большой глоток. Вино показалось мне странным. Прокисшее подсунули, что ли?‥ Я сделал еще глоток, чтобы разобраться с послевкусием, и тут меня качнуло, комната поплыла перед глазами… Я попытался опереться на стол, но руки больше не слушались меня, ноги подломились…
«Отравила, стерва… » — пронеслось в голове перед тем, как окружающий мир канул в черноту.
Пробуждение мое можно было смело назвать омерзительным. Болело все тело — от ногтей на ногах до кончиков волос. В голове трезвонили рождественские колокола по меньшей мере дюжины церквей, а во рту раскинулась пустыня, причем в ней успело нагадить целое стадо верблюдов. Ко всем этим страданиям добавилось что-то новенькое — нестерпимо чесалось все тело. До сих пор похмелья мои таким эффектом не сопровождались… впрочем,
