голову, поцеловала отца в чисто выбритую щеку.
– Папа, я никогда не смогу научиться подкрадываться к тебе, даже если буду ходить тихо, как апачи, – сказала Джун. – У тебя такой чуткий слух…
– Еще рано. Почему ты не спишь? – Танцор взял дочку за руку и, притянув к себе, посадил на колени, но девочка сразу же вскочила.
– Я уже не маленькая! – заявила она.
– Для меня ты всегда будешь маленькой, – улыбнулся он.
– Пойду искупаюсь. Не хочешь со мной?
– Нет, иди одна. Я посижу и полюбуюсь тобой с берега.
Танцору очень хотелось добавить, чтобы она была осторожней и не заплывала далеко от берега, но он не стал ничего говорить. Он знал, что Джун плавает так же хорошо, как дельфин, и не боялся за нее. А если так, то к чему было говорить лишние слова?
Наплававшись и устав, Джун вышла из воды.
– Папа, – девочка натянула джинсы и топ, – Дэни пригласил меня в кино. Как думаешь, мне стоит согласиться?
Ни один мускул на лице Танцора не дрогнул, но это не значило, что он никак не отреагировал на слова пятнадцатилетней дочери. Он знал Дэни, как знал всех друзей Джун. Но ему почему-то никогда не приходило в голову, что его девочка уже настолько взрослая, что мальчики могут приглашать ее на свидания. Словно подслушав его мысли, Джун сказала:
– Только не думай, что это свидание. Я отношусь к Дэни точно так же, как и к другим своим друзьям. У меня нет приоритетов. Мне серьезно пока что никто не нравится. Так что не стоит беспокоиться.
– Решай сама.
Ответ был нейтральным. Он не выражал ни одобрения, ни недовольства. Но Джун знала: отец был бы рад, если бы она ответила, что с большим удовольствием пошла бы в кино с ним, чем с Дэни. Поэтому она только улыбнулась и перевела разговор на другую тему.
– Я проголодалась. Пойдем, я приготовлю нам блинчики, – предложила она и, не оглядываясь на отца, направилась к дому.
– М-м-м… Блинчики, приготовленные Джун, – это звучит замечательно, – заметил Танцор и направился следом за дочерью.
Жена Танцора еще спала. В отличие от мужа и дочери, она не любила вставать рано и ложилась не раньше двух или трех часов ночи. Поэтому обычно, когда Танцор приезжал домой на выходные или в отпуск, отец и дочь завтракали вдвоем. Завтрак они готовили по очереди. Причем, когда была очередь Танцора, он предпочитал что-нибудь попроще – яичницу с беконом, тосты с арахисовым маслом, хлопья, залитые молоком или йогуртом, тосты с сыром или творог. В общем, все то, что можно было съесть, не прилагая больших усилий для приготовления. Джун, как будущая хозяйка, всегда старалась порадовать отца каким-нибудь кулинарным изыском в виде блинчиков, вафлями с кленовым сиропом, бейглами с сыром, ветчиной или рыбой.
Через двадцать минут они уже вовсю уплетали порцию панкейков с черникой и шоколадным муссом и весело болтали, обсуждая поездку на Майами-Бич в ближайшие выходные.
– Мэтью! Черт тебя побери! Забери из спальни свой дурацкий телефон! Он уже третий раз меня будит!
Резкий и звучный голос жены Танцора Регины заставил его вздрогнуть. Он уже отвык от своего настоящего имени, и привыкать к нему снова ему не очень-то и хотелось. Но куда было деваться?
– Сиди, я сама принесу. – Джун вскочила и помчалась вверх по лестнице на второй этаж, на котором находились спальни.
Танцор был беспредельно благодарен дочери за то, что она избавила его от подъема на второй этаж и ворчания Регины. В целом он уже научился не обращать внимания на недовольство супруги, которое она выражала практически все время и по любому поводу, но все равно лишний раз старался не попадаться ей на глаза. Его вполне устраивало общество Джун, с которой он не только нашел общий язык, но и был на одной, что называется, волне.
С Региной он познакомился шестнадцать лет назад, перед самой отправкой на новое место службы. Решение жениться на девушке, которая была на пятнадцать лет его моложе, пришло, можно сказать, мгновенно, на следующее же утро после бурной совместно проведенной ночи. Танцор не тешил себя иллюзией, что Регина – женщина всей его жизни, которую он искал и которую бы хотел видеть своей женой. Но она вполне подходила для того, чтобы родить ему сына. Красивая, темноглазая и темноволосая мексиканка со вспыльчивым и довольно скандальным характером, тем не менее была отличной хозяйкой и заботливой женой и матерью. Единственным ее недостатком, по мнению Танцора, был ее характер. Тогда как ее особенность – быть бодрой ночью и спать чуть ли не до полудня – он недостатком не считал. Когда была такая необходимость, Регина вставала рано, а свои обязанности матери и жены выполняла на отлично.
– Вот твой телефон. – Джун протянула отцу его сотовый и серьезно, даже чуть настороженно посмотрела на него, но ничего не сказала, а только выжидательно смотрела.
Танцор активировал телефон и, просмотрев входящие звонки, нахмурился. Его выражение лица не понравилось Джун, и она решилась задать вопрос, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно равнодушней:
– Кто звонил? Дедушка?
Она специально добавила в свой вопрос слово «дедушка», хотя прекрасно понимала, что тот не будет звонить ее папе так рано. Да и вообще они созванивались с дедушкой только вчера. Так что «дедушка» был назван только для того, чтобы показать отцу, что она совершенно не беспокоится о каком-то там утреннем звонке.
Но Танцора было не провести, он понял – дочка волновалась, что его вдруг могут срочно отозвать из отпуска, а у него с ней было так много запланировано разных развлечений и дел… В общем, хотел он того или нет, но придется признаться Джун, что ему действительно звонил его начальник. Может, все-таки окажется, что ничего серьезного не произошло, и ему не нужно будет уезжать из дома так скоро. Тут он поймал себя на мысли, что только недавно сидел на берегу и скучал по казармам и по своей инструкторской работе, а теперь, стоило ему немного пообщаться с дочерью, – уже и ехать никуда не хотелось.
– Это с базы звонили, – сообщил он и с сожалением посмотрел на Джун, словно ожидая, что она вдруг обидится на него за эту неприятную для нее новость. – Придется мне им перезвонить и узнать, что случилось.
Джун пожала плечами и, молча собрав со стола грязную посуду, отправилась к раковине. Танцор вышел на крыльцо и только тогда позвонил полковнику Харрисону – своему боссу.
– Танцор, ты уж извини, что так рано, – услышал
