для друзей рыжим чудилой, но это не для тебя.
Говорил на равных, словно я не авторитет ему. Хорошо ж, придётся что-нибудь придумать. Меня задевало такое пренебрежительное отношение.
Вовка завёл меня в узкую комнатушку. Возле стены размещалась односпальная койка, а на коричневом столе стоял навороченный монитор. Парень залез в ящик стола и сказал:
— Вот, сделал тебе распечатку. Список жертв. Даты. Имена. Всё, что просил Димон. Давай баксы.
Я вытянул из кармана сложенную вдвое купюру. О, как дороги его услуги. Но Вовка дело знал. В качестве инфы я не сомневался.
Тот заграбастал деньги. Проверил на свету, высматривая водяные знаки. Хмыкнул, улыбнулся, довольный. Мальчишка есть мальчишка. Пусть и шибко умный сын полковника полиции. А всё-таки неуверенный. Пусть и скрывает, но его сущность для меня, как на ладони, плавает сизой дымкой. Теперь улыбался уже я. Он опешил. А я сказал, направляясь к двери:
— Не бойся, твой дед спит крепко. Твою тайну не выдам, маленький хакер.
Входная дверь захлопнулся, но я успел почувствовать его растерянность, смешанную с облегчением.
В списке было шесть фамилий, адреса и возраст. Фото из морга — их я уже видел. Фролова показывала. Две девчонки и четверо мальчишек.
Две семьи меня на порог не пустили. Просто не хотели открывать дверь. Их горе пропитало подъездную площадку насквозь. Я их понимал, но оттого не легче. Хозяйки двух других дали мне от ворот поворот, захлопнув дверь перед моим носом, обозвав психом, пригрозив вызвать полицию, а злобный песик, находившийся в коридоре, лаял так яростно, что закладывало уши. Еле сбежал не солоно хлебавши.
Вечерело, и мне оставалось посетить всего лишь одну квартиру.
Бабуля Вера Григорьевна — милая старушка-кошатница. Одинокая, лет шестидесяти пяти, растила осиротевшего внука. Я вздохнул. Заходить не хотелось. Её утрата было настолько сильной и острой, что мне стало физически больно.
— Мильтов Андрей Викторович — детектив, — и показал ей визитку. Она хмыкнула. Нет, честное слово. Я был удивлён.
— Заходи, голубчик, чайком угощу. Верю я тебе на слово. Хороший ты человек, добрый.
Я растерялся, не ожидая такого расположения. С чего бы это ей мне верить? Внешность у меня обычная, ничем не примечательная. Да уж, бабушка странная…
Кухонька светлая и просторная, чистая и бедная. Я сидел на лакированной деревянной табуретке и пил чай. Свежее овсяное печенье остывало, лежа на бумаге. Пахло ванилью и какао. Кошки, рыжая и чёрная, дремали на тёплой батарее, иногда просыпаясь и поочерёдно бросая на меня ленивые взгляды, словно оценивали. Но не боялись. Впрочем, этому я и не удивлялся. Кошки, в отличие от собак, всегда были ко мне неравнодушны, а почему — я сам не знаю.
— Не стесняйся, голубчик, кушай. Мне теперь некого баловать. Ванюша помер, отправился в поднебесье, к маме с папой. Эх, — вздохнула она.
Пришлось напрячь всю волю, чтобы не чувствовать её горечи.
— Вы не могли бы мне рассказать, как умер ваш внук? С чего всё началось?
Если вопрос и задел её, то не подала виду. Только глаза стали отрешённые, будто Вера Григорьевна находилась не здесь.
— Тот день был самым обычным, только Ванечка пришёл на час раньше. Экскурсия прошла быстро, и деток отправили по домам.
— Постойте, — перебил её я. — А куда ходил ваш внук?
— В музей, — просто ответила и продолжила говорить как ни в чём не бывало.
Её руки рассеянно теребили полу халата. Затем на мгновение сжались в кулак. Мне было её жаль, но я знал, что должен услышать всё, что касалось дела.
— Он кричал во сне. Говорил, что кто-то душит, а потом прячется за шторой, возле подоконника. Я не верила, глупая старуха. — Опять вздохнула. — Напоила святой водой, и всё вроде прошло. Но на следующий день Ванюша был вялый. От завтрака отказался. Сонный. В школу пошёл, хотя я уговаривала вызвать врача и денёк отлежаться. Эх, отличником был мой Ванечка.
Мой телефон завибрировал, нарушив тишину. Я проигнорировал. Старушка внезапно улыбнулась. Меня накрыла ядовито-жёлтая грусть. Я задал вопрос, чтобы отвлечься:
— Вера Григорьевна, в какой музей ходил ваш внук?
— Этнографический. Помню, так как Ванюша мне всё рассказывал.
Возможно, это была ниточка. Лучше, чем ничего, на худой конец.
Старушка тихо заплакала. Её плечи поникли.
Я не допил чая, не попробовал печенья. Я просто дотронулся до её руки, нежно прикасаясь к коже, не говоря ни слова, открыл "заслонку" и впитал её боль через поры. Её лицо посветлело, взгляд стал ясным. Боль ушла. Моё тело поглотило её. Знаю, чёрт возьми, это ослабляет. Но не мог смотреть на её страдания равнодушно. Ведь я сам сирота.
Мои родители погибли в горящем доме, по вине соседей-алкашей. А меня забрал дед, приехав из далёкой Казани. Вытянул из психушки вопреки воле врачей. Научил всему, что знаю, только жаль — мало прожил.
На встречу с Фроловой я опоздал, приехав лишь под вечер. Дима меня уже ждал. Расслабленно потягивая кофе, удобно устроившись на диване в гостиной радушной хозяйки дома. Пока охранник решал, впускать меня или нет, я ещё раз всё обдумал. Детали вырисовывались, но всё ещё не складывались в картину.
Её квартира полностью занимала восьмой этаж. Двухъярусная, с мансардой и широким балконом на крыше. Стекло высоких окон напоминало хрусталь, такое же прозрачное.
Димыч был, как всегда, в костюме. Чёрный цвет стройнил, придавая солидность.
Ангелина без каблуков казалась ещё изящней и миниатюрней, и всё тот же запах пиона шлейфом сопровождал её.
— Андрей, — сказала она, — Оля ждёт тебя. Пройдёшь через коридор, минуя ванную комнату, белая дверь — её спальня. А мы, — перевела взгляд на Димыча, — продолжим беседу.
Кивнул, соглашаясь. Как пожелает заказчик. Если сумею распутать дело, энная денежная сумма давала возможность строить далеко идущие планы.
Шёл по дизайнерской узорчатой плитке, слыша отголоски формально-дружеской беседы. Димыч умел располагать к себе людей. Думаю, что Ангелина не станет исключением.
Коридор закончился. Синяя ковровая дорожка скрывала дубовый лакированный паркет. Всё в этой квартире буквально кричало: роскошь и шик.
Я удивился, зайдя в комнату Ольги. Белокурая девчонка, в потёртых синих джинсах и футболке, ждала меня, сидя на узкой односпальной постели. Такая комната больше подошла бы мальчишке, чем этому ангелочку.
Фотообои, на них осенний лес. Жёлто-коричневая гамма и серые стволы берёз.
Худенькая, хорошенькая и настороженная — такое впечатление складывалось на первый взгляд. Но мне стоило посмотреть ей в глаза — и понимал: сильная душа, и характер не из легких. Она не боялась меня. Оля просто сидела и смотрела в окно, а потом сказала:
— Скоро
