ни в чем не бывало. Вновь обратилась к пацану: – Заявлю на вас в полицию.
– За што-о?! – протянул белобрысый. За притворным возмущением таилась плохо скрываемая насмешка.
Да и черт с ней. Кира устремилась прочь, изо всех сил стараясь не сорваться на бег. Испуг показывать нельзя, хоть ты тресни. Она надеялась, что ей это удается.
Ей никогда прежде не было так страшно.
– А лавэ?! – Теперь пацан, похоже, вознегодовал искренне. Кира не среагировала, и вдогонку ей прилетело: – В следующий раз дороже выйдет!
На обратном пути она прокручивала в голове разные версии случившегося и ни одну из них не находила убедительной, кроме самых фантастических. Думалось туго. Мысли путались, тяжело ворочались под черепом, как ком слипшихся пищащих крыс. И вкрадчивым навязчивым фоном просачивался в сознание голос, словно дождевая вода сквозь худую чердачную крышу: «Я готов помочь. Я помог, Кира».
Она все-таки побежала.
Брошенная машина послушно дожидалась владелицы. Кира ввалилась в салон и захлопнула дверцу. Сплела на груди руки, пытаясь унять дрожь. «Камри» остыла, но на Кириных висках выступила испарина. Полы плаща забрызгало грязью. Нестерпимо тянуло оглянуться и проверить, не затаился ли кто на заднем сиденье. Она заставила себя смотреть перед собой.
– Никаких истерик этой ночью, сис. Вдох… и выдох. Вдох… выдох.
Размеренное дыхание – такое еще называют «квадратным» – помогло. Паника отступила.
А значит, пора действовать.
«Бред. Это так не работает. Если движок накрылся, пробовать бесполезно».
Кира вставила ключ в замок зажигания.
«Крутить будешь до второго пришествия».
Она повернула ключ на пол-оборота. Приборы на панели вспыхнули.
(Возвращайся и убедись сама, Кира.)
Она повернула ключ до конца.
Вместо клокотания обезглавленной механической курицы, которое повергло Киру в отчаяние совсем недавно, салон наполнило привычное ровное «ж-ж-ж».
– Слава богу! Слава…
«Как он сумел?» – оборвала хвалу незваная мысль.
– С движком все было в порядке! – отрезала Кира. – Ему надо было просто отдохнуть.
«Он назвал марку и номер „камрюхи“. Как и твое имя. Тот, Кто Помогает».
– Я об этом не думаю! – выкрикнула она. – Ничего не знаю! Ничего не было!
Машина тронулась. Что-то брякнуло под капотом, прокатилось под днищем, хрустнуло под задним колесом. Айфон. Твою мать!
Но Кира не остановилась даже ради того, чтобы подобрать симку. Прочь из этой дыры, немедля, и забыть все, как дурной сон!
Она промчалась сквозь городишко, не тормозя на красном, не сбрасывая скорость. Вспомнила, что задолжала белобрысому пять сотен, лишь когда указатель «ИЛЬИНСК» остался в зеркале заднего вида. Решила:
– Без обид, мелкий, но нет. Возвращаться не буду. Не обнищаешь.
«У меня зазвонил телефон, – отозвался внутренний голос. – Кто говорит? – Корголгон».
Она поежилась. Ну и слово – будто пальцы клацают по пластиковым кнопкам. Засело в мозгу, как заноза.
Весь этот городишко – заноза.
«Передразнивает он да переваривает».
Сто десять на спидометре.
«У меня зазвонил Корголгон…»
«А твой голос украден, им украден».
«У меня зазвонил…»
Человек с рюкзаком шагнул на дорогу из разверзшейся над ней тьмы. Кира вывернула руль и вдавила педаль тормоза, но человек все равно вырос за стеклом молниеносно и ошеломительно, точно скакнул прямиком в салон, на сиденье пассажира.
Удар.
«Камри» дернулась, как норовистый жеребец, противящийся наезднику. Стреноженная, замедлила бег. Замерла. Конус света подслеповато всматривался в ночь, но находил лишь ломоть сырого асфальта с выцветшей разметкой. «Дворники» нехотя, со скрипом, мазнули по стеклу. Правая фара помаргивала.
«Это не со мной», – подумала Кира и повторила мысль вслух, словно так можно было отменить свершившееся.
Дорога пустовала. Никаких камер – кругом мертвая глушь. Никто не видел Киру. Если она нажмет на газ, то и не увидит. Главное, не мешкать и – больше, больше газа.
Она заглушила двигатель – умиротворяюще урчащий – и вышла под морось. Объятый пламенем желудок бултыхался, как маятник в кислоте. К голове прилила кровь. Уши пунцовели. Ноги, которыми она легко жала шестьдесят кило (по десять раз три подхода) сделались бескостными. Шатаясь, Кира обогнула «Камри», моля небеса, чтобы бродяга выжил. Оглушенный, пусть покалеченный – но живой.
Бродяга лежал на обочине, сложив ладони на животе и раскинув обутые в берцы ноги. Приподнятая голова клонилась к плечу, отчего Кира невольно вспомнила белобрысого торговца «двушками». Бродяга будто спал, натянув вязаную шапочку на самые брови. Вот только подушке он предпочел сигнальный столбик. «Устал мертвецки».
Спотыкаясь на каждом шагу, Кира подбежала к лежащему и присела возле. Взяла, замирая, за руку. Ладонь была влажной и прохладной. Пульс на запястье не прощупывался. Глаза путника – совсем юного, и двадцати нет, – были закрыты. Рот, напротив, приоткрылся. На губах вздулся и повис пузырик слюны – последний выдох. Из уха вяло струилась тоненькая струйка крови. Единственные видимые подтверждения увечья.
Кира выронила руку парня и впилась пальцами в свое лицо, оттягивая щеки, как тот беззвучно вопящий тип с картины Мунка.
«Я убийца!»
«И не поспоришь», – молча поддакнул мертвый парень. Отчего-то Кире вспомнилось, как в детстве она случайно наступила на хомячка. Хомячок выжил, хотя и охромел, но у нее все равно долго не прекращалась истерика. Не то чтобы Кира его сильно любила, но отобрать у кого-то жизнь… Самый страшный, непоправимый кошмар!
Непоправимый?
«Ты спятила?! Это не движок и даже не хомяк – это ж человек!»
«У меня зазвонил…»
– Прекрати!
А что она теряет? Если не выгорит, поедет и сдастся копам. Как ни ужасно, но это правильно. Правильно! Но сперва…
Она обошла лежащего и подхватила его под руки. Оторвала от земли. Прикинула: килограммов под восемьдесят в этом парне, считая с рюкзаком. В пояснице кольнуло. Да, это не становую в спортзале делать.
Кира сняла рюкзак и, лихорадочно озираясь, поволокла парня к машине. Его ноги в камуфляжных штанах выводили по асфальту шуршащие загогулины. Свесившаяся на грудь голова мотылялась, как боксерская «капля» под ударами. В ментовских фильмах преступники постоянно перевозили врагов – или их тела – в багажнике. На деле затолкать парня в не самый вместительный багажник оказалось непросто. Часть хлама пришлось перетащить в салон. Туда же Кира закинула рюкзак парня. Захлопнув багажник – словно гроб, – привалилась к крылу, всасывая сырой воздух сквозь клацающие зубы и борясь с тошнотой. Она выблюет сердце, если не справится.
Она справилась. Опять.
Ощущая себя Винсентом Вегой, Кира плюхнулась за руль и покатила обратно в треклятый город.
Спустя несколько минут она миновала указатель на въезде и дремлющий пост ДПС. Город – постылый знакомый, которого она покинула спешно и неучтиво, – встретил ее насупленным ожиданием: «Вернулась, голубушка?» На Киру нахлынуло дежавю. Перед глазами словно
