Его внимание отвлекли два женоподобных эмо-боя, которые шлис концерта, держась за руки. Анорексичные тельца, кеды в ромбик, драныечелочки, полосатые футболочки — эти парни вызывали у него тошноту, несмотря навсе доводы Кити. Егор не относил себя к урле, не стал фанатом «падонкаф игопнегов» и смеялся, когда друзья всерьез предостерегали его: «Ты еще тусуешь сэтой мелкой эмочкой? Главное — обходи ее приятелей-ахтунгов! Эмо — это жепоследнее прикрытие пидорков!» Егор был достаточно умен, чтобы понимать, чточисло любителей однополой любви пропорционально раскидано по всем субкультурам.Достаточно вспомнить кумиров танцполов Боя Джорджа и «Pet Shop Boys», РобаХэлфорда — вокалиста-металюгу из «Judas Priest», или клавишника из «Rammstein»,не говоря уж о великом Фредди, гениальном Чайковском или глянцевой поп-тусовке.И что-то он не помнил, чтобы к гла-мурно одетым девочкам и мальчикам-мажорамкто-нибудь подбегал и кричал: «Попса — сакс! Сдохните, гламурные ушлепки!» Нонесмотря на все аргументы собственного разума, Егор не мог справиться с рвотнымрефлексом при виде «сладких» эмо-боев. То ли Дело девчонки, простосекси-ангелочки. Егор с радостью переключился на созерцание соратниц своейподружки Кити. Эх, Китёнок, где же ты застряла, твой парень уже совсемзастоялся. Егор стал в подробностях вспоминать их последний кроватный спор,когда он попытался дать бой Кити по поводу ее эмо-дружков. Они только чторасцепили объятия и лежали, тяжело дыша, красные и разгоряченные. Егор решил, чтоэто подходящий момент, чтобы поставить точку в прошлом прерванном разговоре.
— Кит! Ты прошлый раз сказала, что я настоящий эмо, нопросто не знаю об этом. Это чушь. Не надо больше так говорить. Я нормальныйпарень.
— Ну-ка, ну-ка!
— Да, и не язви. Мне нравятся девчонки эмо-киды, нравишьсяты, но ваши чуваки-ахтунги — отстой! Эмо-культура — девчоночьи розовые сопли.Тощие эмо-бои с черными ногтями, челкой на пол-лица и подведенными глазами —просто грустные клоуны, а миром правят рассудок, целесообразность ижизнерадостность. То, что хорошо для девочек, для мальчиков просто смех.Возьмем, к примеру, русский рок. Многие русские рокерши — лесби, активнопропагандирующие свою половую дефиницию. Существует даже неофициальнаяиерархия: наверху Зема, дальше снайперши — Динка и Сурик, пониже Мара, ну ипотом прочие Бучи. Хорошо, хоть фолк-рокерши натуралки. Надеюсь. Ну вот, иникого эта ситуация особо не смущает. Публика розовая на концертах прекрасносмешивается с гетеросексуальной толпой. А представь себе ситуацию зеркальную, смужской половиной русско-рокерского воинства. Не можешь? Правильно.
Кити от смеха начала кататься по кровати. А Егор продолжил:
— Вот Мик Джаггер может сказать, что у него с Дэвидом Боуичто-то было, ну разок или два. А представь-ка на его месте Костю Кинчева илиКипелова?
— Блин, Егор, я вижу, ты серьезно подготовился. Ну хватит, ясейчас от смеха барбеллой подавлюсь.
— Так-то, Кити. У нас такие тендерные фокусы не прокатывают.У нас все жестко: или нормальный пацан, или отклонение от нормы. Я противклоунов ничего не имею, хоть веселых, хоть грустных. Но их место в цирке, ацирк — по выходным.
— Значит, и мое место в цирке?
— Твое место со мной на кровати, здесь и сейчас.
— Ну да, ведь сегодня выходной?
— Кит, мы не будем ссориться из-за твоих эмо-боев. Нам такхорошо вместе.
— Нет, не будем. Но эмо все равно правят миром.
— Но ты пока со мной, а не с каким-нибудь эмо.
— Я уже говорила тебе и снова повторю: ты — эмо, просто ещене знаешь об этом. Ты не видишь, что шатер шапито накрыл весь мир.
Кити прикрыла смешливые глаза и показала острый кончикязыка, облизав и без того влажные губы. Дальнейший разговор стал невозможен всвязи с взаимной занятостью двух ртов…
От воспоминаний Егора отвлекло отвратительное действо,которое вдруг развернулось прямо перед ним. Все происходящее, в том числе исебя, он видел словно со стороны, как будто смотрел кадры видеохроники. Емуказалось, что это какой-то дурной сон… Но, к сожалению, все было самойнастоящей явью.
Вот группа молодых людей преследует девушку. По одномувыбегая, из толпы, они кидают ей прямо в лицо яйца, обсыпают мукой, поливаюткакой-то дрянью из пластиковых бутылок из-под колы. «Неужели мочой?» — мысленноужасается Егор. Никто вокруг ничего не понимает и не предпринимает, кроме того,что многие улюлюкают и почти все, вытащив мобилы, жадно снимают эту казнь.
«Что за прикол? Может, это их подружка, которая в чем-топровинилась? Но все равно, уж слишком крутое наказание». Жертва, осыпаннаямукой, прикрывая лицо, пробирается к метро, не пытаясь сопротивляться, она вшоке, ее трясет мелкой дрожью, глаза белые, безумные: «Вы что? Вы что?» Оначуть не налетает на Егора, который машинально отступает, боясь, что случайнопопадут в него, целясь в нее. Егор расстраивается, испугавшись своего страха: «Чтоза хрень? Вот дерьмо». Он злится на себя, на толпу, валящую с концерта, напраздных свидетелей бесчинства, на отсутствующих ментов и на подонков, которыевыглядят как обычные подростки. Это не бонхеды, не хуллсы, не трэды и не антифа. Это десяток нормальных парней и девушек, с закрытыми повязками лицами,которые с садистской настойчивостью выбирают из толпы одиноких эмо-гёрл иустраивают на них настоящую охоту. Егор встает как вкопанный, он долженчто-нибудь предпринять, так не должно быть, но атака закончена, охотники просторастворились в толпе. Егор стоит, ждет. Вот опять метрах в двадцати от негокакая-то суета. Из толпы выскакивают две девицы с пакетами, подбегают кмаленькой эмо-кид с розовым рюкзачком, так похожей на Кити. Два эмо-боя, идущихпозади нее, радостно смеются, когда девчонка оказывается в муке. Взвизгнув, онабегом мчится к метро, а за ней с десяток преследователей. И опять ухмылки толпыи снимающие телефоны. Егор понимает, что опять остался на месте, переминаетсяна свинцовых ногах, надеясь, что кошмар уже закончился. И тут звонит Кити:
— Ну, где ты?
— У метро, жду тебя.
— Что-то случилось?
— Нет.
— Ну ладно, жди, я скоро.
