в едва заметных чертах: форме рта, остром подбородке. Но из-за работы, а не происхождения черты его лица превратились в бесстрастную маску, а глаза стали холодными и жесткими. Обязанности палача разъедали его до такой степени, что от него не осталось ничего, кроме мышц, костей и напряжения.
Пальцы Анны коснулись струн и задрожали, смягчая мелодию виолончели на более длинных нотах. Она начала с отрывка из «Канона ре мажор», который обычно использовала в качестве разминки или когда не была уверена, что хочет сыграть. Подумывала перейти к чему-то более сложному, но ее слишком отвлек Чарльз. Кроме того, она собиралась соблазнить его, а не производить на него впечатление. Хотела, чтобы он позволил ей помочь ему. Итак, Анне нужна песня, которую она могла бы исполнять, думая о Чарльзе.
Если не смогла уговорить Брана перестать посылать сына убивать, может, ей удастся склонить Чарльза позволить ей помочь с последствиями. Возможно, это даст ему немного времени отдохнуть, пока она не найдет подходящую бейсбольную биту — или скалку — чтобы вбить немного здравого смысла в голову его отца.
Анна перешла от «Пахельбеля» к импровизированному бриджу, который переместил тональность с Ре на Соль, а затем позволила своей музыке перетечь в прелюдию к «Сюите для виолончели № 1» Баха. Это не легкая музыка, но это ее школьная концертная пьеса, так что она могла играть ее практически во сне.
Она больше не осмелилась смотреть на Чарльза, перебирая пальцами струны. Анна глядела на спящую рысь, изображенную на картине маслом, в то время как Чарльз стоял в дверях и наблюдал за ней. Если бы она могла заставить его подойти к ней, чтобы он перестал защищать ее от его работы…
А потом она облажалась.
Анна была омегой. Это означало, что она не только единственный человек на континенте, который мог бы спорить с марроком, когда тот в ярости. У нее имелся магический талант успокаивать волчий нрав, независимо от того, хотели они этого или нет. Ей казалось неправильным навязывать свою волю другим, и она старалась не делать этого без крайней необходимости. За последние пару лет Анна узнала, когда и как наилучшим образом использовать свои способности. Но она хотела видеть Чарльза счастливым, поэтому ее сила проскользнула через барьер с таким трудом установленного контроля.
Только что она играла всей своей сущностью, сосредоточившись исключительно на Чарльзе, а в следующий момент ее волчица успокоила братца волка, отправила его спать, оставив только его человеческую половину…
Чарльз развернулся и, чеканя шаг, пошел прочь от нее, не сказав ни слова. Он никогда не убегал ни от чего и ни от кого, но сейчас выскочил из дома через заднюю дверь.
Анна отложила смычок и вернула виолончель на подставку. Теперь он не вернется еще несколько часов, может быть, даже пару дней. Музыка не сработала бы, если бы Чарльза удерживал в плену его волк.
Анна тоже ушла из дома. Потребность что-то сделать была настолько сильной, что заставляла ее двигаться без реальной цели. Или она могла плакать. Но отказывалась это делать. Возможно, она могла бы съездить к Брану еще раз. Но когда показался поворот к его дому, проехала мимо.
Чарльз направился к Брану, чтобы рассказать отцу, что сделал для мира волков. Так что было бы неловко ехать туда, как будто она гналась за ним. Кроме того, она уже поговорила с Браном. Он и так знал, что происходит с его сыном. Но, как и Чарльз, он взвешивал жизни всех им подобных против того, что Чарльз может сломаться под давлением, и считал риск приемлемым.
Поэтому Анна пересекла город, подъехав к большой теплице в лесу. Она съехала на обочину, припарковалась рядом с потрепанным джипом и отправилась на поиски помощи.
Многие волки называли Асила Мавром, что ему не нравилось. Он говорил, что только вампиры забирают часть того, кем был человек. В чертах его лица и темной коже угадывались предки Аравии и Северной Африки. Он был очень красивым, очень старым и чрезвычайно смертоносным. И прямо сейчас он пересаживал герань.
— Асил, — начала она.
— Тише, — отозвался он. — Не тревожь мои растения своими проблемами, пока они не окажутся в безопасности в своих новых домах. Лучше принеси пользу и сорви сухие бутоны роз вдоль стены.
Анна схватила корзинку и начала срывать засохшие цветы с розовых кустов. С Асилом невозможно разговаривать, пока он не выполнит то, что задумал. Возможно, так хотел успокоить ее перед разговором или получить бесплатную рабочую силу, или просто помолчать, пока он ухаживает за своими растениями. Зная Асила, можно предположить все три варианта.
Анна работала около десяти минут, прежде чем потеряла терпение и потянулась за свежим бутоном розы, зная, что Асил всегда присматривает за теми, кто работает с его драгоценными цветами.
— Помнишь историю о красавице и чудовище? — мягко заметил Асил. — Давай. Сорви этот маленький цветок. И посмотри, что получится.
— «Красавица и чудовище» — французская сказка, а ты простой испанец, — сказала Анна, но убрала пальцы с бутона. Отец красавицы украл цветок, заплатив за это большую цену. — И ты точно не заколдованный принц.
Он отряхнул руки и повернулся к ней, слегка улыбаясь.
— Вообще-то, да. В некотором роде я принц.
— Ага, — продолжила Анна. — Бедняжка Белль поцеловала бы твое красивое лицо, а потом… Раз! И появилась бы лягушка.
— Я думаю, ты путаешь сказки, — ответил Асил. — Но даже будучи лягушкой, я бы не разочаровал. Ты пришла поговорить о сказках, дорогая?
— Нет. — Она вздохнула, усевшись на удобный плоский стол рядом с кучей горшочков, в каждом из которых по одному листику размером с горошину. — Я пришла, чтобы получить совет о зверях. В частности, мне нужна информация о чудовище, которое правит всеми нами. Естественно, я искала тебя. Бран должен прекратить посылать Чарльза убивать. Это уничтожает его.
Асил сел за стол напротив и посмотрел на нее.
— Ты ведь знаешь, что Чарльз прожил почти двести лет без твоей заботы? Он не хрупкий бутон розы, которому нужно твое нежное прикосновение, чтобы выжить.
— Но он и не убийца, — отрезала Анна.
— Позволю себе не согласиться. — Асил миролюбиво развел руками, когда она зарычала на него. — Результаты говорят сами за себя. Я сомневаюсь, что кроме твоего скромного слуги, — он указал на себя, хотя ничего в его виде не говорило о скромности, — есть другие волки, на счету которых столько убийств оборотней.
Анна покачала головой и сжала руки в кулаки от разочарования.
— Он не такой. Убийство причиняет ему боль. Но он считает это необходимым…
